запах, разбитые лица, порванная одежда. Правда, с двумя бородатыми – значит, мужчинами и одной не бородатой – значит, женщиной сидело существо не похожее разом на всех, оно было немного почище. Свою морду в меня тыкала большая дворовая собака. Её бесчеловечные глаза были глупы. Мой запашок, за который, пожалуй, надо лишать гражданства, отличался особой резкостью, но окружавшие меня люди не брезговали.
Оглядевшись одним глазом (второй был подбит и почти заплыл), я понял, что лежу на пустыре со следами нагретого солнцем асфальта, на территории какой-то сгинувшей фабрики.
– Ага, ты на бывшей газовой фабрике, сынок, – самым сиплым голосом сказал один из них.
– Кто эт тя? – полюбопытствовала женщина, заглядывая мне в глаз.
– Да не приставай ты к нему, видишь, человеку оклематься надо. Слышь? Деньги у тебя есть?
Я дал пятьсот рублей. Один из мужиков неуклюже, но быстро побежал в закоулок, а двое моих новых знакомых помогли мне встать и повели к полуразрушенному, похожему на гигантскую кружку зданию.
Фе5 – f4
Как-то в один прохладный летний день, когда ель уже вовсю шумела величавыми ветвями, а мощный ствол, казалось, подпирал само небо, появился некий человек. Был он не низок, не высок, телосложения крепкого. Одежда его состояла из красного бархатного кафтана, порванного на спине и рукаве, серых суконных штанов и жёлтых яловых сапог, за пазухой у него виднелась шапка, всё было измазано грязью. Продравшись сквозь бурелом и кусты волчьей ягоды, мужчина в изнеможении ничком упал у ели, с трудом перевернулся и облокотился спиной о ствол. Часто дыша, с минуту переводил дух, потом с усилием расстегнул золотую перевязь кафтана, стало полегче. Отёр шапкой с соболиной оторочкой лицо и шею, оставив на бархате следы пота, грязи и крови. Чуть отдохнув, уселся поудобнее, поправил саблю с портупеей. Ель чувствовала, что ему плохо, раны на руке и бедре кровоточат, ссадины на лице болят, она знала, что её смола-живица может помочь, но как дать знать человеку? Между тем мужчина принялся рвать растущие неподалёку от дерева стебли тысячелистника. Нарвав их, он вынул саблю, положил стебли на ладонь левой руки и стал давить растение железным навершием. Надавив сок, мужчина клал размочаленную зелёную кашицу на ситцевую тряпицу, оторванную от исподней рубахи. Потом накладывал тряпки с целебными травами на раненые кровоточащие места и завязывал длинными оторванными лентами той же рубахи. Туго перевязав правую руку и рассечённое бедро, человек натянул штаны и сел на землю, ему ужасно захотелось пить. На счастье, рядом была яма, наполненная водой недавно прошедшего дождя. Подползя к её краю, он стал жадно пить, глотая вместе с водой пыльцу росших здесь цветов, водных жучков и прочую живность. Напившись вволю, человек подполз к ели и снова сел, опёршись о ствол. Губы его задвигались вместе с окровавленными усами и бородой:
Выше облачка,
Краше солнышка,
Шире поля,
Глубже моря,
Схорони ты меня,
Лапник ельника,
Сбереги,