веры во всесилие науки и ее языка открывает дорогу к подлинной демократии.
Второй аспект принципа депривилегизации науки заключается в задействовании в познании не только всех заинтересованных сторон, но и всех познавательных систем – искусства, религии, обыденного сознания. У постмодернистов в большинстве случаев речь идет о синтезе познавательных возможностей науки и искусства. Способность постмодернистского метода улавливать социокультурный контекст и коннотации понятий, а также образность языка постмодернистских текстов определяют то, или определяются тем, что постмодернизм дрейфует в сторону искусства. Последнее позволяет включить в социальный анализ ассоциации, интуицию и эмоции, без учета которых изучение людей уподобляется изучению вещей. В результате синтеза науки и искусства мир описывается более емко и ярко, а количество осмысляемых проблем резко возрастает. Сближение, по крайней мере, с философией декларируется и со стороны искусства. В своей литературоведческой работе М. Эпштейн утверждает: «Все философские школы и художественные направления теперь становятся знаками культурного сверхъязыка, своего рода клавишами, на которых разыгрываются новые полифонические произведения человеческого духа»[60].
Кроме того, депривилегизация может пониматься не как депривилегизация науки в целом, а как депривилегизация внутри нее ведущей парадигмы и наиболее эффективного метода. В западной литературе эта установка именуется эпистемологическим плюрализмом, но ее можно назвать и политеоретичностью. Речь идет, прежде всего, о том, что в соответствии с теорией научных революций Т. Куна, научные парадигмы исторически сменяют друг друга, причем новые парадигмы в познавательном смысле считаются более адекватными. Однако сегодня: «Никакой моноязык, никакой метод уже не могут всерьез претендовать на полное овладение реальностью, на вытеснение других методов, им предшествовавших»[61]. Поэтому в познавательный процесс должны быть включены все методологические и методические возможности науки. Если каждую из гипотез можно проверить различными методами и в той или иной степени подтвердить, то это означает существование множества равноправных теорий, объясняющих одни и те же феномены. Однако по этому поводу возникает вопрос, не имеющий удовлетворительного ответа. Каким образом можно совместить аналитическую традицию, развиваемую постмодернизмом, с другими традициями, которые отрицают текстуальную тотальность социального мира?
Замкнуть круг наших рассуждений о методологии постмодернизма позволит принцип жизнеутверждающего юмора. Классическая наука всегда позиционировала себя как вещь серьезная. Но если воспроизводство знаний есть языковая игра с постоянно меняющимися правилами (дискурсивность), а истина локальна и ситуативна (фаллибилизм) и может быть выражена кем угодно и как угодно (депривилегизация), если нет ни высокого ни низкого, ни глубинного ни поверхностного, ни центрального ни периферийного