могло продолжаться долго, могло быстро закончиться, но повторялось регулярно. Было в этом что-то подленькое, защититься я не могла, даже не знала, что сказать в свою защиту. Тем более сама очень переживала из-за очков. Один раз я в слезах пришла домой и в отчаянии разбила очки об пол.
После восьмого класса я поступила в музыкальное училище, закончила его и стала работать в музыкальной школе. Моего брата, военного, послали служить в Германию, оттуда он привез мне очень красивые очки. В жизни было много нового, интересного, и о Савочкине я, конечно, не вспоминала. И вдруг мы встретились. Он подрос, возмужал, но в общем-то остался Савочкиным. Мы обменялись парой слов, и я двинулась дальше. Но он, внимательно посмотрев на меня, спросил, куда я иду. А шла я на занятия с ребятами, в подготовительный класс. И вдруг он спрашивает:
– Можно пойти с тобой, посмотреть?
Я согласилась не задумываясь. Наша любимая директор школы разрешала присутствовать на уроке родственникам. Ну пусть посидит как родственник. Савочкин отсидел один урок, на сольфеджио для первого класса он побыл совсем немного и ушел. И с тех пор как часы приходил ко мне на урок с подготовишками. Он молча являлся и так же молча уходил, не сказав ни слова. Мы с малышами пели, играли, танцевали, я не обращала на него никакого внимания, было некогда. Лишь иногда, случайно взглянув в угол, где он сидел, я натыкалась на тяжелый, угрюмый взгляд, значения которого не понимала, да и неинтересно мне было разбираться. Так продолжалось, наверное, с полгода. Потом я спохватилась: чего-то не хватает! А это Савочкин перестал приходить, угол, в котором он сидел, опустел.
Больше я его не встречала, а скоро переехала в Москву.
«Кто по городу не ходит, тот четыре кона водит!»
Наш дом в военном городке снесли, а жильцов переселили в разные места. Моей семье не повезло, нас поселили на окраине, в маленьком поселке. Даже не поселке – всего несколько домов между военным аэродромом и железной дорогой. Так что если окна квартиры выходят в разные стороны, то с одной стороны они дрожат от взлетающих или идущих на посадку военных самолетов, а с другой – от проходящих поездов, днем больше пассажирских, ночью – товарных, с большим количеством вагонов. Приезжавшие к нам гости не верили, что к этому можно привыкнуть. Мы же давно перестали обращать внимание на эти звуки. Называется наше местечко просто: «41 км». Но что здесь действительно замечательно – это огромный сосновый бор, который начинается за железнодорожным полотном и тянется на десятки километров.
– Остановитесь, я нашел записку!
Мальчишки стоят совсем рядом со мной. Я сижу на корточках внутри большой пушистой елки. Елка не колючая, внизу широкая, и сидеть мне удобно, но я ужасно боюсь рассмеяться и выдать себя. Мы с ними играем в казаков-разбойников. Честно говоря, я не знаю, как правильно играть в этих разбойников, и по-простому развесила в разных местах нашего леса записки, в которых постаралась запутать мальчишек-казаков. Например, на одной сосне висит