и не очень-то меня слушала. Я хотел его предупредить, но не знал, как это сделать, его не обидев. Чтобы он не почувствовал, что я не слишком ему доверяю. И потому ничего не сказал. Послал Айелет эсэмэску: «Офри у Германа и Рут». Переоделся. И ушел. Но даже скажи я ему: «Вам в вашем состоянии нельзя выходить из дома», не уверен, что это что-нибудь изменило бы. Скорее всего, он ответил бы «Яволь!» и через минуту обо всем забыл.
Во время тренировки я отключаю мобильник. Все равно из-за шума в зале ничего не слышно. Вот почему только в конце сдвоенного сеанса я обнаружил четыре неотвеченных вызова. Но подумал, что Айелет по-прежнему торчит в пробке, или забыла ключи, или что-нибудь еще в том же духе, и пошел в душ. В следующий раз будет умней и поедет через Аялон. Вот что я подумал. На ошибках учатся. Я не спеша принял душ, представляешь? Намылился. Вымыл голову. Постепенно увеличивал температуру воды, пока она не стала обжигающе горячей. Что, ты тоже так делаешь? Честно? Я думал, только у меня этот бзик. Я тщательно вытерся и снова взглянул на мобильник. Двенадцать неотвеченных вызовов. Я позвонил Айелет. И через секунду уже летел домой.
Как объяснить, что чувствуешь в такой момент? Помнишь первые сборы после армейской службы, когда Эрлих по ошибке въехал на броневике в тот переулок в Хевроне? И в нас полетели бетонные блоки? А этот идиот не смог включить заднюю скорость. Помножь те ощущения на десять. На сто. На тысячу. В Хевроне я, в общем-то, не так уж и нервничал. У меня было убеждение, что ничего страшного с нами не случится. В стрессовых ситуациях я обычно не впадаю в панику. Но тогда, признаюсь откровенно, меня как шибануло. Я проклинал себя и барабанил кулаками по рулю.
Может, разница в том, что в Хевроне речь шла о спасении только моей шкуры. А сейчас в опасности оказалась моя дочь. Да, я облажался. Я знал, что облажался. Настолько явно, что Айелет не стала даже тратить время на обвинения. Не успел я выскочить из машины, как она обрисовала мне ситуацию: в поиски включился весь дом, полицейские вот-вот прибудут. Искали в нашем и в соседних кварталах. «Если он что-нибудь с ней сделал, – сказал я, – я его убью». – «Мы пока не знаем, что случилось, – сказала Айелет, – может, они просто заблудились». Но по ее глазам я видел, что она тоже думает про поцелуйчики и игры типа «поехали-поехали». Я спросил, смотрели ли в цитрусовой роще, и Айелет ответила: «Нет, так далеко еще не добрались». – «Тогда я пошел туда, – сказал я. – С пистолетом». – «А пистолет зачем?» – спросила она. И я ответил: «Если с ее головы упал хоть один волос, ему крышка».
Когда Офри ходила в старшую группу детского сада, там был один пацан, который к ней приставал. Некий Саар Ашкенази. Каждый день она возвращалась из сада с жалобами. Саар Ашкенази сказал то, Саар Ашкенази сделал это. Айелет поговорила с воспитательницей, но та уверила ее, что не замечает ничего особенного и что дети в этом возрасте путают реальность с фантазиями.
Наша дочь никогда не путала реальность с фантазиями. Именно так я и сказал Айелет: «Ничего наша дочь не путает».