игрушки уже не было. Кукла прожила ровно столько, сколько мои родственники пили с соседями чай на общей кухне, оставив меня в комнате получать удовольствие от подарка.
Когда они вернулись, кукла была разобрана на мельчайшие детали, вплоть до улыбающейся челюсти, которая тоже оказалась съемной. Я вытащила и разобрала пищащий механизм, который говорил «мама», все соединительные детали двигающихся рук и ног, одним словом, все, что можно было отсоединить. Куклина одежда была вывернута наизнанку – я проверяла, нет ли там внутренних пуговок или петелек, которые можно расстегнуть. Глядя на груду запчастей, разложенных по кровати, дядя Илюша неодобрительно отозвался о немцах – могли бы сделать куклу попрочнее, если четырехлетний ребенок разобрал ее за полчаса. Тему, уже на другой день, продолжила бабушка. Она показывала соседкам на кухне куклину одежку и возмущалась, что оборки на платье и чепчике не пристрочены, а пришиты тонкой нитью вручную, – «отпороть, как плюнуть». Соседки соглашались.
Я не знаю, почему я разобрала куклу. Сейчас я могу придумать разные объяснения и подвести под свой детский поступок кучу теорий. Но я помню эту историю именно такой, «беспричинной», потому что мне никто не задавал вопроса, почему я это сделала. Мама однажды сказала, что я была любознательная, поэтому и разобрала – хотела посмотреть, что внутри. Возможно, но я больше никогда ничего на запчасти не разбирала. История с куклой осталась семейной легендой.
Про игру в «школу», ученого кота Ваську и валенки «за партой»
У меня есть еще одно воспоминание про свои детские игрушки – когда я играла «в школу».
Заметки на полях
Я бы могла играть в школу, даже если бы моя мама не была школьной учительницей – в школу играют многие дети. Но моя жизнь действительно была наполнена маминой работой. Или, точнее, маминым отсутствием, потому что она была на работе.
Мама – классный руководитель 7 «А» класса 78 школы
Перовского района, 1976 г. Фото из архива
Татьяны Чернышевой
Мама никогда не работала рядом с домом – всегда ездила на другой конец Москвы, потому что она трудилась там, где была нужна, а не там, где ей было удобно. И почему-то школы, в которых она была нужна, находились от дома далеко (когда мы жили на Кутузовском проспекте, мама работала на улице Яблочкова в районе Тимирязевской академии; позже из Новых Черемушек на юго-западе Москвы мама ездила на 3-ю Владимирскую улицу, это район Перово на северо-востоке).
А по вечерам мама проверяла ученические тетрадки. Эти стопочки тетрадей присутствовали в нашей жизни ровно столько, сколько мама работала, до ее выхода на пенсию. Своего рабочего стола у мамы дома никогда не было, и она, стараясь быть незаметной, пристраивалась со своими тетрадками там, где затихала домашняя активность, и сосредоточенно писала в них что-то красным карандашом или ручкой.
Моим главным