как от больной.
После этого я никогда не занималась плагиатом. Любовь потерпела крах. Но почему-то тогда я не очень долго переживала. Потому что уже полюбила другого – Алена Делона,
посмотрев фильм «Искатели приключений».
Преступление и наказание
Кого из нас в детстве не наказывали?
Твердо уверена, что таких людей не существует. Их просто не может быть. И у каждого есть, что сказать по этому случаю.
Я очень хорошо себя помню лет с четырёх.
А до этого – отдельные образы, как в тумане, в замедленной киносъёмке: стертые лица, жесты и некоторые слова, иногда до сих пор непонятные .
Мне было года три, когда я от души наелась снега на прогулке. Хотя есть снег мне категорически запрещалось. Но он был такой пушистый, такой невесомый, такой запрещённый, будто мороженое.
Конечно, я заболела. Ставя мне градусник и горчичники (которые терпеть было невозможно, и надо было лежать целую вечность – десять минут), мама рассуждала: «Если бы ты не ела снег, то не заболела бы». Но я возразила, что полгода назад, летом, снега на было, а я простыла. И тогда мне за горчичники купили огромную шоколадку и ещё куклу-пупса! А сейчас? Что в этот раз?
«В этот раз», – продолжала мама, – «ты сама себя наказала. Придётся пить жутко противную микстуру, заедая таблетками… Что делать? Заслужила». «А шоколад – нет. И игрушку – нет. Не надо было есть снег!» – сурово заключила она. «Непослушные девочки всегда получают по первое число», – продолжала мама.
Я не понимала, почему по первое, а не по третье, пятое или седьмое (тогда считала лишь до десяти), и наотрез отказывалась пить лекарства. Я поняла, что мир иногда не справедлив. И почему, если тебе было хорошо, то потом всегда будет плохо?
Мама же, завернув меня, горевшую от температуры, в голубое ватное одеяльце, подносила к окну и что-то рассказывала. Видимо, настолько интересное, что я слушала, открыв рот. Потом, усадив на диван, ловко под очередной рассказ, актёрский, с мимикой, с охами и ахами, с интересными жестикуляциями, впихивала таблетку, горькую и противную. Я, не успев опомниться, давилась, выплёвывала, но было поздно. Таблетка благополучно достигала того места, которое ей полагалось.
И в следующий раз я следила за мамой, ожидая подвоха и того, что она снова усадит меня на диван. Но мама не повторялась, придумывала очередную историю, непохожую на прежнюю.
Вот так вершилось правосудие, и выпивались все таблетки.
Я помню старенький кухонный стол, выставленный на балкон, потому что купили новый.
Он встал вровень с перилами, и, открывая скрипучую дверцу, можно было взобраться на столешницу. На самый верх.
Я так и сделала. Мне было 4 , а этаж был шестой в старом сталинском доме с высокими потолками и роскошной лепниной.
Я вскарабкалась и – ух, у меня перехватило дыхание – я увидела всех! Сверху! И садик во дворе, куда я так хотела попасть (но попала совсем в другой). И играющих в песочницах малышей, лепящих свои «куличики». И крыльцо кинотеатра. И даже соседку по коммуналке