боль.
– Потом поговорим, хорошо? – Елена выбралась из-под него и оправила одежду. – Едва не порвал. И запачкал. Теперь снова стираться. Думаешь, легко?
Он тут же вспомнил, как она стирала вещи Соловья. Возмущением тогда даже не пахло, лицо сияло от осознания необходимости и правильности поступка.
Спасти и выходить раненого – действительно благое дело. Что-то мысли запутались. Зачем думать о плохом, если все хорошо?
Елена отправилась купаться и мыть волосы – валяние не земле на них сказалось не меньше, чем на сарафане. Место она выбрала вдали за поворотом речки, от навеса оно не просматривалось, и хотя бы за это ей нужно сказать спасибо.
А сарафан, словно в отместку, она стирала прямо перед домом. Платье тоже дожидалось стирки, поэтому на Елене не было ничего, кроме обмотанной вокруг тела простыни. Колени упирались в твердый край берега, и голова опускалась низко-низко, почти к самой воде.
Соловей заметил, как на него косился Георгий, поэтому глядел в другую сторону. И так несколько раз: стоило метнуть взгляд, и другой взгляд уносился от речки то в лес, то на небо.
Вскоре Елена вернулась, но в эту ночь они так и не поговорили. Не поговорили и на следующий день. Едва почувствовав тягостное настроение Георгия, не готовая к выяснению отношений Елена находила повод перенести разговор.
Время шло, и однажды Георгий вдруг понял – разговор не нужен. Елена все понимает, и не надо портить кровь окружающим, которые хотят получать от жизни хоть какое-то удовольствие. Не сказав ни слова, Елена сумела донести до него свое видение, и он понял. И принял.
И снизошел долгожданный покой. Все хорошо. Георгий просто устал. Нужно поспать, и все пройдет.
Но он не мог нормально спать. Жутко нервировало, когда Елена вставала по ночам. Еще недавно Георгий представить не мог, что будет ее ревновать, а теперь тихо поднимался следом и в щель занавески следил, куда она идет: в кустики или…
Она шла в кустики. Он корил себя, обещал больше так не делать. Как можно жить вместе, если не доверять партнеру?!
А он не доверял и вновь подглядывал. Потому что не мог понять: ну неспроста же ей лень одеваться полностью, и она выскакивает наружу, обернувшись лишь в простыню или, прикрыв грудь рукой, в одном нижнем белье?
К сожалению, нога Соловья срасталась не так быстро, как хотелось бы. Но это помогало тренировкам, теперь можно было устраивать спарринги на палках. Не мечи, конечно, но эффективность возросла.
Устав отбиваться от наседавшего Георгия, Соловей ложился под навес и возвращался к теории:
– Шлем защищает от оружия, но не от силы удара. Представь, что тебе со всего маху врезали по шапке булыжником – то же самое ощутишь при встрече шлема и меча. В глазах помутнеет всего на миг… и больше уже не прояснится – враг воспользуется бездействием и зарубит. Доспехи и шлем – защита крайнего случая, в первую очередь рассчитывай на щит.
– Не доводилось пользоваться щитом, – признался Георгий.
– Ну и ученик мне попался. – Соловей уже привычно закатил