назначенное для вооружения волонтеров. При этом Гермер произносил речи, направленные против лидеров Жиронды – Ролана, Бриссо, Гюаде, восхвалял Робеспьера и распространял памфлеты Марата. Он был лишен свободы в течении нескольких месяцев. Потребовался особый декрет Конвента от 4 марта 1793 года, чтобы заставить власти Финистера освободить его…
Дорога, скверно содержимая не представляла собой того оживленного вида, какой имела еще несколько лет назад. Сельские жители выглядели недоверчивыми и мрачными. Куаньяр нечасто встречал поселян, да и те поглядывали на всадника испуганными глазами, а иной раз делали вид, что вовсе не замечают его. Некоторые же, наиболее смелые или напротив более осторожные и робкие приветствовали его поклоном.
Между тем внешний вид молодого всадника был весьма привлекательным и сам по себе не мог внушать ни ужаса, ни отвращения.
Только костюм его выдававший революционера внушал опасения и неприязнь жителям западных департаментов, известных своей крайней консервативностью и склонностью к роялизму.
Шляпа его с выгнутыми полями и национальной кокардой, длинные иссиня-чёрные волосы отдуваемые ветром падали на смуглое лицо и широкий белый галстук, очертания тела скрывал темный плащ, расходящийся на широкой груди, позволяя увидеть тёмно-синий сюртук и широкий трехцветный пояс-шарф, на ногах обуты высокие, но без шпор сапоги.
Всадник постоянно шпорил коня, как бы желая поскорее добраться до места. До Лаваля оставалось менее часа пути. Места и впрямь были неспокойные, и Куаньяр понимал опасения мирных жителей. Сегодня зверствуют шуаны, убивают за малейшее сочувствие республиканцам, а завтра рубят головы за ношение белых кокард и верность «старому режиму»…
Сам Друг Народа, изображаемый господами жирондистами «свирепым зверем», еще весной 1793 в споре с жирондистом Ланжюинэ высказался в Конвенте против неразборчивых расправ со здешними жителями.
И то верно, карать следовало их вожаков и подстрекателей из дворянства и неприсягнувших конституции священников, убеждающих невежественную паству, что убийства и даже пытки революционеров «угодны Богу».
До какой крайности запугала их вражеская агитация Парижем и якобинцами, выдумывая мнимые «ужасы», будто-бы происходящие в столице, оболгав до неузнаваемости виднейших деятелей клуба и Конвента.
Нужно пресекать враждебные инсинуации и разъяснять людям ситуацию. Они должны правильно понять нас, и тогда перестанут бояться.
Мы не бессмысленные звери, лучшие из нас очень далеки от какой-либо намеренной жестокости. У нас есть серьезная программа глубоких реформ, для их осуществления мы пришли к власти, она для нас только средство, но не цель. Голос Власти…должен, наконец, стать и голосом Разума… революционное правительство опирается в своих действиях на священнейший закон общественного спасения и на самое бесспорное из всех оснований – необходимость…, как верно заметил гражданин Робеспьер в своем докладе…»
Глухой стук копыт на каменистой