ее сигналы уже не были столь острыми. Но порезанный палец, обожженная рука, ушибленное колено напоминали о себе довольно долго.
У живой меня легко катятся слезы. Слезы горя или слезы гнева. Слезы обиды или слезы радости. Иногда я просто задыхаюсь от боли, получив какое-то известие. Или, даже, при просмотре фильма. Или при чтении книги. Но, пережив состояние полного бесчувствия, выключенности, отгороженности от жизни, я ни за что не согласилась бы уже расстаться с той болью, которую возможно чувствовать.
Слово «депрессия» для меня не просто термин, который используют психиатры и психологи. Не просто бытовое название апатии. А огромный отрезок жизни, которой не было. Жизни, заключенной в темнице, в которую я посадила себя сама и выкинула ключ от двери. Жизни без риска, без ошибок, без боли, без вкуса, без запаха. «Спокойной жизни», к которой я так стремилась, не зная, что покой – это удел мертвецов, а удел живых – волнение. В контрасте с этим отрезком, с этой частью моего пути я особенно ценю иную жизнь.
Жизнь, иногда наполненную ужасом, бессилием, несправедливостью, отчаянием, острыми ударами судьбы. Но также жизнь радостную, скоротечную, пронизанную любовью и удивлением от той человечности, которая хранится даже в самых истерзанных сердцах.
Я знаю, что в собственной глубокой заморозке только возвращенная боль способна пробить брешь в этой вечной мерзлоте.
Иногда это происходит через ее разделение с кем-то, кто уже прошел этот путь, и именно потому знает, что у тебя свой собственный, и можно лишь быть рядом и терпеливо ждать, а не предлагать свою дорогу.
Иногда через погружение в более глубокие слои этого льда, которые защищают от мира робкий росток угнетенной души, она набирается сил и изнутри лед наклевывается словно скорлупа цыпленком.
А иногда внешний мир оказывается столь агрессивным, что вспарывает лед снаружи, повсюду разводят костры и нет никакой возможности больше оставаться под его защитой: или дашь отпор, или погибнешь.
Но можно сделать иной выбор: последние силы тратить лишь на то, чтобы наращивать слои льда. Из страха встретиться с болью, которая когда-то казалась невыносимой, заморозить себя навсегда. Для возвращения из объятий Морры требуется вера: эту боль я могу пережить, она конечна.
Для этой веры нет никаких оснований, когда-то пережить ее было невозможно, так она была сильна. И именно потому потребовалась настолько глубокая анестезия. Доверять вопреки своему опыту – это почти непосильная задача. Доверять от отчаяния. Доверять, потеряв все надежды. Отдаться чему-то высшему и непонятному. Мудрости своей души, которая более всего на свете хочет быть живой.
Когда лед тает, текут потоки воды. Потоки неимоверной силы, как весенние горные реки, сметающие все на своем пути. Слезы кажутся бесконечными, они ворочают острые булыжные громады боли как песчинки. Но именно в этой точке зима сдает свои права весне.