родных неревинских девок под предводительством Искреновой родной сестры Громницы, то приведет прямо ко ржи, а там новые льны и за ручьем – родной темный тын на высоком берегу Неревы…
Размечтались. Шедший первым Искрен вдруг резко остановился, и Будила, с размаху налетев на него, нелепо взмахнул руками, чтобы не упасть. Перед ними опять была поляна и раскидистая береза с приношениями куделинских девушек на ветках.
К тому времени как Искрен и Будила вышли к березе в пятый раз, ими уже было испробовано все. Они просили у лешего прощения и уговаривали отпустить их, снимали рубахи и надевали их наизнанку, переобували башмаки с правой ноги на левую и наоборот и даже пытались высмотреть дорогу, нагнувшись и глядя назад между ног. Они доверялись то одной, то другой тропинке, шли по несмятой траве, но дорога и бездорожье снова и снова приводили их к березе.
Будила еще что-то бормотал, но Искрен уже понял: их водит не леший. Нечего теперь жаловаться, сами виноваты, что в неположенный день влезли в священную рощу женских и девичьих обрядов. И будет очень хорошо, если добрые богини просто поводят их, дураков, по роще до света, а утром, голодных, замерзших и измученных, выпустят-таки на опушку.
В простой день, скорее всего, так оно и было бы. Но ведь сегодня не простой день, и ночь впереди не простая. И она уже близилась. Ощутимо похолодало, и Будила зябко хлопал себя по плечам, жалея, что доверился весеннему солнышку и бросил кожух дома. Небо посерело, а в роще казалось еще темнее, чем на открытом пространстве. Все утренние тропинки исчезли, примятая трава распрямилась, и теперь оба парня видели только свои собственные следы, которые могли привести их только на старое место.
– Есть охота, хоть волком вой! – бормотал Будила, за досадой скрывая страх. – Хоть бы пирожка какого… – И косился под березы, где в траве заманчиво виднелись пироги в вышитых платках, вареные крашеные яйца, караваи с яичницей внутри.
– Не для тебя положено! Тронешь – самого съедят! – грозил ему Искрен, хоть и сам был голоден. – До дому бы добраться, а там уже мать тебя покормит… осиновым поленом поперек спины!
Они еще брели куда-то, но оба знали, что все бесполезно и к людям им сегодня не выйти. А может, и никогда… Внутри холодело от этой мысли, но, несмотря на всю очевидную жуть их положения, молодым здоровым парням не верилось, что все для них так плохо кончится и что по пути сюда они в последний раз видели небо и солнечный свет.
В простом лесу они давно уже наломали бы лапника, сделали бы лежанки или даже устроили бы шалаш под старой елью, набрали бы сушняка и развели костер, очертили бы заговоренный круг от всяких непрошеных гостей и без горя дождались бы утра. Но в Ладиной роще не то что ветки ломать – даже травинки сорвать нельзя, и те венки, которые на березах завивают девушки, они потом бережно развивают, стараясь не сорвать даже листика. Здесь – дом богини, и люди входят сюда, благоговея и трепеща.
Быстро темнело, между белыми стволами заклубился туман. Земля вплывала в священную ночь пробуждения