Я не хотел ничего говорить Даше, так как она могла обвинить меня в поимке атамана.
–Дашенька, нам надо идти.
–Хорошо, иди.
–Я вечером приду.
Беженцев поселили в казарме. Посередине поставили ширму. В одной стороне жили мужчины, в другой – женщины.
Я шел и думал: «Поймали атамана или это те сплетни пересказывают, что я наплёл Бродову. Мы нашли Русакова в палатке, он был не в себе, орал на всех, кто попадется на глаза. Я подошел к нему и сказал:
– Выйдем.
Он сразу успокоился и пошел за нами. Мы отошли подальше, чтобы никто не подслушал. Присев на бревно, я спросил:
–Кто сказал, что атамана поймали?
–Да весь гарнизон говорит.
–Сомневаюсь, что его поймали, не верю, – сказал я, – да и видел я его не так давно.
–Ладно, расскажи, как там было?
Мы с Богданом рассказали все, как было: про то, как атамана встретили, про винтовки и, самое главное, что Игнат говорил про казака, что видели в день пожара, уж очень он похож по описанию на вахмистра.
–Станица сгорела за неделю до ограбления казны, и как раз вахмистр ездил в Ростов. Я еще подумал, почему его одного послали; вернулся он через три дня, а до Ростова только в одну сторону три дня ехать. Значит, можно предположить, что он ездил хутор поджигать, чтобы атаману сделать засаду.
Есаул рассуждал сам с собой:
– Все к одному подходит: вахмистр – доносчик, вот гад.
–Убить его, гада, и дело с концом! – сказал Богдан.
Есаул задумался, достал папиросу, закурил.
–Убить – дело нехитрое, да и заслужил он смерти, это точно. Но с другой стороны, он же царю присягал, и служит верой и правдой царю-батюшке и отечеству. И в этом его попрекнуть нельзя. И в бою он зверь, не один год воюем. В 1845 году нас с сотни осталось двенадцать человек.
–Это что за бой был, расскажи?
– Воронцов нами командовал. С боя взяли мы аул Дарго, резиденцию Шамиля, надеялись, что горцы отойдут дальше в горы, но не тут-то было. Они окружили нас, много часов мы отбивали атаки одну за другой, но горцев было намного больше, чем нас. Вскоре у нас кончились патроны. Из аула вела одна дорога, и была она надежно перекрыта. Нам пришлось прокладывать себе путь саблями и кинжалами. В первую шеренгу встали казаки покрепче: Широков, Данько, Остап, и пошли в прорыв. После боя была жуткая картина. На Остапа смотреть было невозможно: весь в крови, на коне, на нем самом были куски человеческих мозгов и куски скальпов. В первой шеренге шел и Шунько. Шрам у него на щеке от этого боя. У Широкова в бою сломалась сабля, он взял ось от телеги и бил врага нещадно. Много погибло в том бою казаков. Обоз, артиллерию пришлось оставить. Но самое страшное было смотреть в глаза раненым, которых пришлось оставить. Их глаза мне до сих пор снятся. Вот так было, а вы говорите – убить его. Он – храбрый казак, и в предстоящей войне он нам еще пригодится. Ну, а что касается того, что он доносит, вы сами лишнего не болтайте. А атамана поймать – у него ума не хватит, он по натуре тупой, своей головы у него нет, но свято выполняет порученные приказы. Честно говоря, я сомневаюсь, что его поставят есаулом вместо