А зачем же вы с ним вместе живете?
-Долго объяснять. Мы дружим. Он хороший человек. Нас так устраивает. И он отец Соньки, это тоже важно. Вот тебе ключ, завтра на зачеты свои утром пойдешь – не шуми, закрой нас, не забудь. Живи у нас пока, не думай не о чем, все ок. Ты нам не мешаешь. Я уверена, скоро мама позвонит, позовет тебя обратно.
-А про меня, ну, в смысле, про то, что сегодня было, ты тоже ему расскажешь?
-Я подумаю.
Валентин сдал зачет. Он остался жить в этой странной семье, возился с Соней, ел, пил, читал их книги, ходил в колледж, сдавал свои тесты и постоянно ловил себя на том, что ждет звонка от мамы. Но она держалась, не звонила. Валентин не решался звонить сам. Вечерами, засыпая, перед его глазами стояло мамино искаженное лицо, сыпались ругательства; мамины руки, ласковые, пахнущие кухней, хлебом, тянулись к его горлу, душили. Бывало, он плакал из-за этих видений и долго не мог уснуть. Дома оставалась одежда, футболки, кроссовки; слава богу, хоть ноут и зарядки он тогда успел кинуть в рюкзак.
Разгоралось лето. Они съездили всей компанией в Ситицентр, Бимку Мила несла на руках. Накупили шлепанец и футболок, перекусили в пиццерии. Дима оказался довольно интересным собеседником, ругал власти, говорил, что все там думают только о сегодняшнем дне, только о том, чтобы здесь и сейчас бабла урвать, мэр города оформил на родственницу строительную фирму и дает ей выгодные участки, все нечестные, всех подкупают, дальше ничего хорошего с этой страной не будет, и не ждите. Дима был по профессии психолог, но уже давным-давно занимается бизнесом. Он сказал Валентину, что тот «ну чистейший гуманитарий, за каким хером родаки послали его учиться в компьютерный колледж, непонятно».
-Тебе б на журфак, или исторический, я не знаю, на филфак прямая дорога. Или хоть медицинский. Херней страдаешь.
Конечно, если бы Валентин был его сыном, он оплатил бы ему контракт, но он не был его сыном, так что все это были пустые разговоры. Валентину, и вправду, нравились языки, его интересовала история, он писал атмосферные, грустно-мудрые комменты к своим и чужим фотографиям в ленте инстаграмма. Среди его друзей некому было это квалифицированно оценить. Дружил он больше с девочками, они хорошие и с ними клево, но постили они свои прически и разную мимимишную ерунду, не умели различать плохой текст от хорошего, а Валентин умел. Это быстро заметила Мила, она всегда внимательно слушала его мнение о своих стихах. Валентин интуитивно угадывал штампы и тавтологию, не молчал, если видел, что стихотворение разъезжается, что потеряна нить или ее не было изначально. Мила привязалась к нему. Они иногда трахались, по-настоящему, но всегда с виски. Без алкоголя Валентин никак не мог себя преодолеть. Это не был лучший секс в ее жизни, но она ничего не могла с собой поделать, хотела его, и все. Валентин воспринимал это как Милину слабость, ведь есть же у людей недостатки, как-то нужно же с ними мириться. Не то, чтобы это была плата за постой, но, да, он был Миле благодарен.
После Милы с остальными подругами Валентину было уже не так интересно общаться, она была круче. С ней было именно круто дружить, сидеть в ресторанах, обсуждать ее стихи, ездить на мерседесе