напевной простотой и красотой. Он и сам пытался сочинять стихи на тот же манер, но первые же его потуги на этом поприще были столь неказисты, что пергамент был тут же испепелён несложным заклинанием.
На небе зажглись первые звёзды, и Гийом собрался было покинуть празднество, на котором ощущал себя лишним, как звон бубенцов раздался совсем рядом, и вот уже тянулась к нему маленькая белая ручка, звеня медными браслетами с бирюзой. Сладко, до головокружения, пахнуло лавандой.
– Не откажи мне в танце, добрый человек, – прозвенел юный голосок. Марь какая, не марь, сон не сон, а вот она, Марыся, тут, да ещё так близко. Омут чёрных глаз, блестящих от хмельного мёда, тонкая шерсть искусно расшитой жилетки поверх белоснежной блузки, мягкий перезвон стеклянных бус. Сказка наяву, о которой не смел и мечтать.
Гийом поднялся, приосанился. И правда, плох он что ли? Ну и пусть, что не местный. А ручка Марыси так мягка и тепла, так нежна её улыбка. И тёплый вечер, переходящий в ночь, жаркую от костров, вина и мёда. Лето здесь коротко, и последние его деньки стоило отметить с большим размахом перед временем тьмы и морозов, да лазурных всполохов Пояса Эрты в стылом зимнем небе.
Ночь была жарка и кружила в своём танце. Гийом с трудом мог поверить в своё счастье, а, может быть, и правда случилось так, что милостивая богиня любви вняла его мольбам и смягчила сердце красавицы. Музыка звенела в ушах, кружилось небо над головой. И вот, Гийом и сам не заметил, как они оказались в лесу на берегу озерца, мягко мерцающего в свете луны. Острый белый серп висел точно над водой и отражался в её глади. Тут и там в траве мелькали светлячки. Плащ был расстелен на траве, голова Гийома покоилась на коленях Марыси. Где-то вдалеке остался смех и песни, едва-едва доносившийся из-за деревьев. Несмотря на ночь холодно не было – грели молодость, любовь и подогретый со специями мёд.
– Отчего ж ты не говоришь со мной? Я тебе не нравлюсь? – спросила Марыся. – Болотные ведьмы и то добрее бы взглянули. Печалишь ты меня, запал мне в сердце с первого дня, как появился у нас, а нос воротишь.
– Что? Нет, нет. Вовсе не ворочу, – Гийом сел, поджав под себя ноги. Он опёрся на руку так, что она оказалась рядом с ручкой Марыси, горячей-горячей. Сердце билось так часто и его стук казался таким громким, что Гийому казалось, будто его слышит весь лес вокруг.
У противоположного берега озера что-то плеснуло, не иначе выдра. Над парой скрипнула на ветру сосна, где-то упала шишка. И уж в скрипе дерева Гийому слышался укор. Не молчи, мол, говори уже, сам видишь, страшиться нечего уже. Ты уже стоишь одной ногой на другом берегу.
– Да как же твой отец купец тебя за меня отдаст, Марыся! Быть женой бедного мага – та ли судьба, которую он тебе желает? – Гийом покачал головой. Ладонь Марыси коснулась его щеки, парень повернул голову, встретившись с ласковым взглядом васильковых глаз.
– Глупенький, – Марыся улыбнулась, её щёки зарделись румянцем. – Сейчас ли время думать об этом?
На её мягких губах ещё чувствовался терпкий