ее псы для нее значили больше.
– Алан вытащил меня из этого. Мы должны были вместе вести одну передачу – он пришел в студию и все утро слушал, как я провожу эфир. Я старалась показать себя, быть еще совершеннее, чем когда бы то ни было. Когда спустя три часа я абсолютно без сил закончила, я спросила с виду небрежно: «Так что, как тебе?» – и само собой, я ожидала восхваление своих комментаторских способностей, таланта, харизмы. Он сказал лишь: «Самонадеянная дура, ничего настолько отвратительно бесчеловечного, неличного я уже давно не видел. Это настолько ужасно, что мне было стыдно за всех комментаторов, и я был зол, что кто-то подобный вообще позволяет себе каркать своим менторско-склизким голосом на радио». Установилась гнетущая тишина. Он сказал мне то, что я все время чувствовала, – моя внешняя наигранная самоуверенность на мгновение развалилась, в то время как внутри все смеялось и постоянно повторяло: дура, дура, дура, ха-ха. Алан пару минут смотрел на меня, несколько раз, не веря, покачал головой и разразился хохотом: «Если обещаешь мне, что ничего не поменяешь в своем репертуаре, мы вместе будем самым сенсационным радиодуэтом». Ошарашенная и оскорбленная до глубины души, я была неспособна выдавить из себя ни единого приличного слова, я не смогла найти подходящую фразу, которой бы его поджарила. Я влепила ему символический поцелуй, чтобы его одолеть, продемонстрировать свое презрение, но он ответил мне хорошей пощечиной, я даже закачалась. Я таращилась на него, у меня кончились все аргументы и единственное, что у меня получилось, был визг: «Крети-и-и-и-и-ин!!» Он радостно рассмеялся и, довольный, отметил: «Ого, в тебе есть и настоящие эмоции. Слушай, либо ты смиришься, либо мне на тебя плевать, и можешь забальзамировать себя и выложить в музее».
У меня во второй раз почти остановилось дыхание, я бы никогда не смог такое сказать. Однако Андреа, взглянув на меня, начала улыбаться.
– Быть со мной, наверное, было ужасным мучением, – пожалела она меня, протянула руку и впервые нежно и по-человечески погладила. – Иногда я пытаюсь провернуть это с Аланом, но, к счастью, он всегда посылает меня куда подальше, а если не отстану, хлопнет рукой по столу, и я успокоюсь.
– Я бы никогда не смог.
– Все, что я делала с тобой, было расчетом, корыстолюбием, чтобы выдавить из тебя то, что хочу слышать, и ты оказался там, где хочу я, – точно как моя мать и ее подруга поступали со мной.
– И я не был достаточно сильным, чтобы съездить тебе по физиономии, – немного сурово сказал я.
– Я была кем-то вроде надменной принцессы, которой нужно избавиться от чувства совершенства, а у тебя не было такой мужской бестактности, чтобы вытащить из меня это чувство.
Ричард с любопытством взглянул на Викторию.
– Сейчас вы ждете от меня признания, что я лишь престарелая принцесса, которая ожидает, когда кто-то развеет ее заблуждения и скажет, что она не молодая и красивая, даже не симпатичная, а озлобленная и раздраженная, – со смехом сказала Виктория. – Рассказывать о собственном поведении,