и представляла себя нищенкой, питающейся только черствым хлебом и водой: тогда мне казалось, что в нищенстве кроется великое счастье – тебе совершенно незачем переживать, что тебя обворуют или где жить, жить можно где угодно и на свободе это даже лучше – сегодня под мостом в картонной коробке, а завтра тебя позвали в гости незнакомые добрые люди, и ты радуешься подушке, одеялу, горячему супу и тому, что ты счастлив, не имея холодильника, телевизора, лишнего мусора в шкафу. В детстве мне хотелось стать писателем, собрать за свою жизнь как можно больше историй, что и стало впоследствии моим любимым занятием – встречать удивительных людей и делать зарисовки всех необыкновенных событий, в которых они участвовали.
ОТ МОНАХИНЬ ВЕЯЛО УДИВИТЕЛЬНЫМ СПОКОЙСТВИЕМ И ЛЮБОВЬЮ – МНЕ ХОТЕЛОСЬ ЗАКУТАТЬСЯ В ДЛИННЫЕ ПОЛЫ ИХ ПОДРЯСНИКОВ И ПРОСТО СИДЕТЬ РЯДОМ НА ПОЛУ, НЕ ОТХОДЯ НИ НА ШАГ, – ГРЕТЬСЯ ИХ ВНУТРЕННИМ СВЕТОМ.
О спасении умирающей собаки и преданной дружбе
«Осторожней, я чуть ногу об гвоздь не разодрала, дай руку, помоги!» – перелезая через высокий лохматый от рассохшейся древесины забор, цепляясь ногами за крепкие яблоневые ветки, мы чувствовали, что делаем что-то очень важное.
Там, сквозь густые малиновые заросли, в запущенном огороде, заросшем полынью, виднелась будка, на цепи, постанывая глухим безнадежным басом, умирала собака, привязанная ржавой цепью к будке, – довольно крупная, гладкошерстная, со стоячими, как у овчарки, ушами, чёрного цвета, в белых носочках и с белым пятном на морде. Собака еле дышала, лёжа в пыли. Пустая миска валялась неподалёку, видимо, к собаке очень давно никто не подходил. Мы боялись, что пёс залает или бросится на нас, но он был слишком слаб, пёс тихо умирал.
Сашка побежал за бидоном с водой, мы с сестрой принесли кое-что из еды. Собака встрепенулась, жадно, насколько хватило сил, прильнула к миске с водой, долго пила, захлебываясь и фыркая. После мы с Лизой пошли к маме, умоляя поговорить с соседом и отдать нам собаку, ведь пёс был в большой опасности. К нашему удивлению, мама согласилась, я ей за это до сих пор благодарна. Дружок, так мы его назвали, оказался умнейшим существом, повсюду следовавшим за нами. Помню, иду в музыкальную школу – мне до неё пять остановок на троллейбусе нужно было проехать, – а Дружок бежит за мной.
Я в троллейбус, он следом запрыгивает. Контролёр кричит: «Чья собака? Ваша?» – «Нет, – уверенно вру я. – Не знаю чья». На следующей остановке выбегаю на улицу и запрыгиваю на подножку в последний момент, чтоб двери сразу захлопнулись. Дружок в смятении – смотрю, повиснув на поручне, в заднее окно, а он со всех ног мчит за нами. Оп! И снова у моих ног. Что с ним поделаешь? Пока я гоняю туда-сюда сиротливые гаммы, Дружок на улице подвывает в такт – тепло, весна, все окна распахнуты.
Однажды мы с родителями пошли «на пельмени» к их друзьям – сибирякам из Хабаровска. Дружок, как всегда, провожал. Все поели, взрослые, видимо, выпили и начали петь.
Очевидно, пёс решил,