вчера, еще не было. По российскому министерству иностранных дел поползли слухи, что Вильгельм передумал, что возможно еще умиротворение Австрии и переговоры с Берлином. Многие из чинов дипломатического ведомства с этим и отправились на дачи.
Только к вечеру Сазонову доложили, что граф Пурталес вновь требует встречи. Министр понял, что решающий час наступил. Сергей Дмитриевич перекрестился на маленький образок, прежде чем из квартиры перейти в официальный кабинет.
Сняв перчатку, посол извлекает, из внутреннего кармана расшитого золотом мундира конверт из плотной белой бумаги с печатями, украшенными германским гербом, и торжественно, словно делая салют шпагой, передает его Сазонову.
Оба понимают, что момент передачи конверта с объявлением войны сам по себе не отворит реки крови. Она начнет литься лишь тогда, когда две военные машины столкнутся, когда войска войдут в соприкосновение. Два старых человека понимают, что очень многое их связывало лично и будет продолжать связывать, несмотря ни на что, ни на какие фронты, которые лягут между ними. Но символика акта такова, что оба вздрагивают, как от удара электрическим током, когда белый конверт переходит из руки посла в руку министра.
Сазонов – это нужно для истории – произносит снова свою фразу:
– Вы совершаете преступное дело!
– Мы защищаем нашу честь! – с дрожью в голосе говорит посол. Он крайне расстроен и еле стоит на ногах.
Сазонов открывает конверт и читает текст об объявлении войны. Нота коротка. Ему бросается в глаза сначала последняя, самая существенная фраза:
«Его величество германский император, мой августейший монарх, от имени империи принимает вызов и считает себя в состоянии войны с Россией!»
Перейдя к вводной части, Сазонов видит вдруг в скобках два варианта формулировок. Изумлению министра нет предела. Ведь небрежность переписчиков делает ноту не документом, творящим историю, а посмешищем, заодно и чиновников посольства, выпустивших ее в таком виде.
Сазонов зачитывает вслух эти два варианта.
Затем министр в упор смотрит на посла и удивленно поднимает одну бровь.
Пурталес сам поражен и не может сказать ни слова. Он то краснеет, то бледнеет, в глазах его начинают блестеть слезы.
Сазонов заканчивает чтение и торжественно изрекает:
– Проклятие народов падет на вас!
– Мы только защищаем нашу честь! – снова, но уже шепотом повторяет граф Пурталес.
– Ваша честь не была затронута, – с пафосом продолжает Сазонов. – Вы могли одним словом предотвратить войну, но вы не хотите этого! Помните, что существует божественное провидение, и оно вас накажет!
– Это правда, существует божественное правосудие!.. И оно накажет вас!.. Божественное правосудие! – бормочет растерянный и подавленный посол.
Почти себя не контролируя, бедный Пурталес направляется к раскрытому окну и останавливается, уткнувшись в штору. Старый слабый человек