Брайан ответил на письмо отца. И все это время в Вулфхолле почти не упоминали о том непонятном деле, которое темным облаком нависло над домом.
Джейн удивлялась, почему Кэтрин никому не рассказывает, что случилось, отчего ее родители так внезапно уехали. Если, как она заверила Эдварда, речь не шла об измене и дети – его, почему она скрытничает? Или тут вообще не о чем говорить? В таком случае злость и обида на несправедливость, скорее всего, заставили бы ее искать способ оправдаться, а она уклонялась от объяснений, робела и сторонилась всех и вся, упорно отказываясь заводить речь об этой истории. Она как будто стала чужой в доме.
А потом в жарком августе, раньше, чем ожидалось, из Франции вернулся Эдвард. Любовного воссоединения с семьей не последовало. На лице у него было написано: случилось страшное. Увидев это, мать отослала детей в Старую комнату, где они обычно слушали уроки и играли.
У Джейн мелькнула мысль, не прогневал ли Эдвард кардинала, но потом увидела, как брат отшатнулся от вышедшей приветствовать его жены и бросил на нее такой взгляд, будто она была куском грязи, который нужно поскорее с себя счистить. Когда же Эдвард не опустился на колени перед отцом, чтобы получить благословение, а вместо этого пронзил его таким же полным ненависти и презрения взглядом, Джейн испугалась. Что происходит?
– Сэр, я хотел бы поговорить с вами наедине, – стальным голосом произнес Эдвард.
– Разумеется, – кивнул сэр Джон. – Пойдемте в мой кабинет.
Кэтрин была похожа на пойманного в ловушку зверька: вся сжалась и испуганно таращилась на обоих мужчин. Джейн поймала взгляд матери, но она тоже была совершенно сбита с толку. Джейн виновато подумала о том, что видела в башне. Может, все-таки нужно было рассказать?
Отец и Эдвард провели в кабинете всего несколько минут, после чего младший из Сеймуров вылетел наружу, хлопнув дверью, и зашагал к остальным. Он указал пальцем на Кэтрин.
– Прочь из этого дома! – приказал он. – Я ни мгновения больше не потерплю твоего присутствия под этой крышей. Иди и собери свои вещи.
Лицо Кэтрин побелело от страха. Громко всхлипнув, она повалилась на колени:
– Эдвард, умоляю тебя! Пожалуйста, не прогоняй меня. Что станет с детьми?
– А что с ними станет? Тебе следовало подумать об этом, когда ты вступила на путь злодеяний.
– Эдвард, о чем ты?! – закричала мать.
Он повернул к ней перекошенное мукой лицо, рыдания Кэтрин стали громче.
– О Боже, мама, я не знаю, как сказать вам. Это самое тяжкое из всего, что мне приходилось говорить в жизни.
Джейн охватил приступ дрожи. Она не хотела этого слышать. Рядом с ней заливалась слезами Марджери.
– Ты должен мне сказать! – потребовала мать властным голосом, который заставлял утихнуть любого расшумевшегося ребенка или возражающего слугу.
Кэтрин тихонько всхлипывала. Глаза ее превратились в темные омуты ужаса.
Эдвард зажмурился, словно от боли:
– Отец был ее любовником все эти девять лет, почти