неделю после рождения сестры у нее поднялась высокая температура. Врачи только разводили руками, не в силах поставить точного диагноза. Кто-то сказал, что это «младенческая», как в народе называют эту болезнь. И официальная медицина тут бессильна.
Сестру с мамой выписали домой умирать, чтобы не портила больнице статистику. Помню, как сейчас. Света лежала в зале, в коляске и стонала. Она просто сгорала от высокой температуры. В доме буквально физически ощущалась беда. Все чувствовали, что несчастья не избежать. Если с моими братиком Сашей, родившимся таким слабым, что не мог самостоятельно дышать, пронесло, то сейчас нет. Сейчас я понимаю, что еще тогда Господь показывал нам другой путь. Но тогда ОН не был услышан. Сейчас этот призыв стал громче…
Было очень жутко и предчувствие чего-то страшного и непоправимого. Смерть стояла у порога входной двери и даже ее уже приоткрыла.
На следующий день родители, как я понимаю, от отчаяния, как последний шанс, отвезли ее в церковь в соседний поселок Старомихайловка и там окрестили под новым именем Людмила. Крестил уже преклонного возраста священник. Имени его, к сожалению, я не помню.
Несколько слов о том, почему поехали в Старомихайловку. В нашем поселке церковь, названная в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского, была разрушена. Ее долго, более 20 лет восстанавливали. А потом началась война и украинские войска прицельно, из орудий ее расстреляли. Храм сгорел полностью. Уверена, что снаряды прилетели не случайно. Судьба этой церкви наглядное доказательство того, что война на Донбассе, это не просто конфликт центральной власти с мятежным регионом. Это война двух совершенно разных мировоззрений – агрессивного, не приемлющего компромиссов Запада, вдохновляемого католичеством, и старающегося отстоять свою идентичность Востока, опирающегося на твердыню православия. Я о войне на Донбассе подробнее расскажу в конце книги, а сейчас вернусь к таинству крещения моей младшей сестры.
После его окончания священник подозвал родителей к себе на беседу. Умудренный жизнью и Богом пожилой человек видел эту ситуацию глубже, чем мы. Он понимал, что через эту непонятную, опасную болезнь ребенка Бог зовет нас идти другой дорогой. Поэтому посоветовал моим родителям приобщиться к церкви, воцерковиться, посещать службы. Те прислушались к его словам. Может в них говорил родительский инстинкт, что это единственный способ спасти ребенка. Они стали ходить в церковь, постепенно погружаясь в этот чистый и ясный мир. Сестра пошла на поправку и вскоре ничто не говорило, что ребенок был на волосок от смерти.
Но на протяжении следующих трех лет она была своеобразным, но очень точным барометром правильности жизни для моих родителей. Когда им становилось лень, когда они переставали трудиться над собой (становиться чище душой – это очень тяжелый труд, который не каждому под силу), когда возвращались к обычной мирской жизни, на сестру буквально начинали сыпаться всяческие несчастия – переломы, непонятное