щий за компьютером, терпеливо ждал. Он привык к тому, что его старый собеседник часто замолкал. Вот и сейчас старик замер у окна, разглядывая старинный собор, туристов с фотоаппаратами на вымощенной камнем площади и облака над высоким куполом церкви. Зазвучал мелодичный перезвон башенных часов, и стало ясно, чего, собственно, старик ждал – вот этого нежного, тающего, безмятежного звука.
Раздался глуховатый, но звучный голос:
– Итак… Ты говоришь, что с тремя ветрами всё ясно… А четвертый?
Молодой человек склонил гладко причесанную голову в знак внимания, но глаз не поднял. Старик сделал несколько шагов к столу, за которым сидел молодой. Наклонившись, посмотрел на монитор компьютера, скептически поморщился.
– Покажи мне на бумаге.
Молодой подал тонкую папку со стандартными белыми листами, почтительно приподнявшись с вращающегося стула. Старик с папкой в руках вернулся к окну, вытянул руку далеко перед собой, пристально вгляделся в текст. Молодой безмолвно наблюдал за ним. Они были похожи друг на друга, оба высокие, широкоплечие, но похожи не как родственники, а как балетные танцоры или спортсмены одного вида спорта. Двигались они оба легко, только легкость эта была разная: молодой экономно – точно перемещался в пространстве, а старик производил впечатление невесомого манекена из металлической сетки, каких некоторое время назад дизайнеры любили выставлять в витринах дорогих магазинов.
Старик пробегал глазами распечатанный текст, слегка щуря светлые, потерявшие прежний цвет глаза. Морщины на его лице привычно собирались и на висках, и по сторонам широкого рта, складывая ироничную, но добродушную усмешку.
– Итак … – повторил он задумчиво. – У четвертого ветра нет ясности давно. Наследование шло не по правилам, последние поколения не имели ни должных связей, ни полной информации. Придется вмешаться. Верно? – Он повернулся в сторону молодого человека.
– По какой схеме прикажете активизировать? – у молодого оказался негромкий голос с четким выговором.
– Мне понравилась та, что была в прошлый раз, с тем, вторым ветром… Давай не станем мудрить, повторим, как тогда, только детали на твое усмотрение. Ты лучше меня в этом разбираешься.
Пальцы молодого человека забегали по клавиатуре, и некоторое время в комнате было тихо, только шуршали от легкого ветра старомодные кружевные гардины и пощелкивали клавиши компьютера. Потом вновь послышался мелодичный перезвон башенных часов, отмеряющих четверти часа.
Глава первая Adagio sostenuto (спокойно, сдержанно)
«Колеса перестали громыхать по булыжной мостовой. Стало тише, и девушка, вжавшаяся в стеганую обивку в углу кареты, услышала другой звук, ритмичный и очень тревожный. Она не сразу поняла, что это стук ее сердца, отдающийся дрожью во всем теле. Пытаясь успокоиться, она поднесла руку к ожерелью на шее, потрогала браслеты на запястьях, потом сцепила холодные пальцы на коленях. Не помогло – колени тоже дрожали. Руки снова потянулись к шее, где в полутьме мягко светились три ряда крупных жемчужин, пересыпанных драгоценными камнями. Пожалуй, с этого ожерелья всё и началось.
Прежнее существование было просто и понятно, может быть, и скучно, но не было в нем ничего опасного. Но за последние месяцы много произошло такого, что изменило немудреную и устоявшуюся жизнь всей семьи. Жили они – батюшка с матушкой да две сестры – в крохотном именьице под Белгородом, невеликая семья да всего три человека дворни. Батюшку, впрочем, видели нечасто, он имел майорский чин, служил в пехотном полку, воевал и при императоре Петре третьем, и при покойной матушке Екатерине, бывал и в Европах, и на турецкой войне. Жалованье имел скудное, а при двух девках на выданье и вовсе недостаточное.
Но никогда на судьбу ни сам не жаловался, ни супруге своей не позволял. Говаривал не раз: «Мой отец и вовсе однодворцем был, а я до майорского чина дослужился, потомственным дворянином стал, брат мой до полковника дорос. Чего же мне Бога гневить?» Что правда, то правда, но иные недоросли дворянские с пеленок такой чин имеют.
Деток Господь супругам дал семерых, но дожили до взрослости трое – сынок Тимофей, в честь деда названный, да две дочери-погодки: Ираида и Зинаида. Сын, к великому горю родительскому и сестринскому, недавно помер в Новороссии от лихорадки, которая в тот год косила новых поселенцев нещадно. А дочери давно уж заневестились, в весьма зрелых годах находились, старшей, Ираиде, уж двадцатый год пошел, шутка ли! Матушка Дарья Петровна об эту пору троих деток имела, хоть не сильно рано замуж родители отдали. А тут две девки подряд женихов не имеют. Да и то сказать, откуда бы им взяться, женихам-то? Места тихие, глухие, не торговые, не проезжие. Соседи, мелкопоместные служилые дворянчики, все одного поля ягода – как сынки подрастают, скорей на государеву службу, чего дома зря харчи родительские истреблять? Местность долго оставалась особая, приграничная, люди селились всё больше по военной необходимости. Выделялись земли под проживание и кормление военному сословию, так и составлялись целые села, где все были или Пушкарские, или Стрельцовы, или Посоховы. Земля