уже тебе сказал, что будет дальше. – Малак прислонился к боку «ренджровера», на котором прибыла его охрана с аэродрома, где его ждал самолет. Вечер в Новом Орлеане был душным, таким же, как и тот пять лет назад, он это хорошо помнил. Люди, спокойные днем, вечером словно оживали и открывались веселью. В воздухе звенел смех, чуть ли не из каждой открытой двери доносились приятные звуки музыки. И посреди всего этого они с Шоной стояли и смотрели друг на друга с взаимной неприязнью.
«А ведь ты не испытываешь к ней никакой неприязни, – вдруг заговорил его внутренний голос. – Тебе просто неприятен тот факт, что ты ей не нравишься и что она демонстрирует это так открыто».
Малак предпочел не обращать на это внимания. Он не привык к тому, чтобы кто-то испытывал к нему неприязнь. Его игнорировали, его хотели – с этим он часто сталкивался. Но вот чтобы его ненавидели – это было впервые.
– Я не собираюсь становиться твоей королевой, – ответила четко Шона. – Я позволю тебе видеться с Майлзом, потому что, нравится мне это или нет, но ты его отец. Я полагаю, он заслуживает того, чтобы об этом знать.
С каждым мгновением Малаку все труднее было сдерживаться.
– Ты так полагаешь.
– Ты для меня всего лишь случайный знакомый из бара, – тихо сказала Шона, не сводя с него глаз. Ее слова обрушились на него словно удар. А ведь это была правда. – Мне и тогда ничего от тебя не было нужно. Не надо и сейчас. Я не ожидала снова тебя увидеть.
– Ясно. – Каждая линия ее тела была вызывающей. Та искра, что вспыхнула между ними в баре много лет назад, не давала Малаку покоя, тлея где-то в глубинах его души, и ему это совсем не нравилось, потому что желание владеть ею только усложнило бы дело. – Но я вернулся. Я не могу понять одного: почему ты так безжалостна к своему ребенку? Почему ты предпочитаешь воспитывать его в тяготах и невзгодах и запрещаешь участвовать в этом процессе мне?
– Тяготы и невзгоды, – усмехнулась Шона. – Кто бы говорил о тяготах и невзгодах? Да что ты о них знаешь?
– Ты должна понимать, что я могу обеспечить его тем, о чем ты только можешь мечтать. Какая мать такого не захочет?
– Мой сын ни в чем не нуждается, – спокойно сказала Шона. – Он счастливый ребенок. Хороший сын. И он мой.
– Чего хорошего в том, что он твой, если это означает необходимость обращаться в органы соцопеки для получения пособия? Если его мать должна пахать ради чаевых в таком заведении? – Малак кивнул в сторону ресторана.
– Ты считаешь ниже своего достоинства добросовестно трудиться на своем месте.
– Разве вопрос в добросовестности, Шона? Или в собственной неуступчивости?
Шона закатила глаза.
– Ему четыре года! Знаешь, почему четыре? Потому, что когда люди занимаются сексом, у них иногда появляются дети. Я удивлена, что такой светский человек, как ты, не знает этого.
– Я использовал презерватив.
Малак всегда ими пользовался. Всегда.
– Они не стопроцентная гарантия.