ходили на концерт, а затем ужинали.
Пиппа, услышав об этом, выразительно подняла брови, особенно когда узнала, что Элоди ни разу не была приглашена на эти музыкальные посиделки, но та лишь отмахнулась. Она где-то читала, что лучшие мужья получаются как раз из тех мужчин, которые хорошо относятся к матерям. Кроме того, ей было даже приятно, что хоть кто-то из ее окружения заранее не предполагает в ней страстной любви к классике. Всю жизнь ее преследовал один и тот же диалог: малознакомые люди спрашивали, на каком инструменте она играет, и в смущении отводили глаза, узнав, что ни на каком. «Что, совсем?»
А вот Алистер понял.
– Я тебя не виню, – сказал он ей тогда, – какой смысл тягаться с совершенством?
И хотя Пиппа, услышав это, опять закусила удила («Тебе и не надо ни с кем тягаться, ты – совершенство сама по себе»), Элоди знала, что он имел в виду другое и критика тут ни при чем.
Идея включить в свадебную церемонию видеофрагмент выступления Лорен Адлер принадлежала Пенелопе. А когда Элоди сказала, что отец хранит полный набор всех ее концертных выступлений и, если Пенелопа хочет, ими можно воспользоваться, в устремленном на нее взгляде пожилой женщины она прочла не что иное, как истинную нежность. Пенелопа протянула руку, коснулась ладони Элоди – впервые за все время их знакомства – и сказала:
– Однажды я видела ее на сцене. Просто поразительно, как она вся уходила в музыку. У нее была превосходная техника плюс еще что-то такое, отчего ее исполнение становилось недосягаемым. Когда я ее услышала, меня охватил ужас, настоящий священный трепет. И я потеряла надежду.
Элоди тогда страшно удивилась. В семействе Алистера не принято было во время разговора брать собеседника за руку, да и о таких вещах, как потеря или утрата, в том числе надежды, эти люди предпочитали не упоминать лишний раз. Но, конечно, это был всего лишь минутный порыв, который прошел так же внезапно, как пришел, и Пенелопа вернулась к общему разговору о том, как рано наступила весна в этом году и чего теперь ждать от Цветочного шоу в Челси. Элоди, не столь виртуозно владевшая искусством стремительной перемены тем, еще долго чувствовала прикосновение руки другой женщины к своей руке, а воспоминание о смерти матери тенью висело над ней до самого конца выходных.
Лорен Адлер ехала в машине, которую вел заезжий скрипач-американец, – они вместе возвращались с концерта в Бате. Оркестр вернулся на день раньше, сразу после выступления, но мать Элоди осталась, чтобы принять участие в мастер-классе для местных музыкантов. «Она была очень щедрой, – повторял потом отец Элоди, так часто, что эти слова стали чем-то вроде строчки из затверженной им литании по усопшей. – Многих это удивляло, ведь она была недосягаема в своем искусстве, но она искренне любила музыку и всегда старалась уделять время тем, кто разделял ее страсть. Ей было не важно, кто они – профессионалы или любители».
Отчет коронера, который Элоди раскопала в местном