Кювье, исследовав окаменевшие кости и заключив, что они не принадлежат существующим животным, перевел спорную гипотезу о вымирании видов в категорию научного факта. А Ламарк недавно выдвинул теорию постепенного изменения видов, прокладывая путь эволюционным идеям. Прославленный астроном и математик Пьер Симон Лаплас работал над идеями появления Земли и Вселенной, которые помогли Гумбольдту сформировать свои идеи. Крупные ученые Парижа раздвигали границы научной мысли.
Монгольфьер над Парижем. Литография, 1846 г.
© Wellcome Collection / CC BY
Все были рады благополучному возвращению Гумбольдта. Путешествие было таким долгим, что казалось, как писал Гёте Вильгельму фон Гумбольдту, Александр «восстал из мертвых»{667}. Звучали предложения назначить Гумбольдта президентом Берлинской академии наук, но у него не было намерения возвращаться в Берлин. Даже его семья была уже не там. С тех пор как оба его родителя умерли и Вильгельм был в Риме, служа прусским посланником в Ватикане, ничто не манило его на родину.
К огромному своему удивлению, Гумбольдт узнал, что жена Вильгельма – Каролина – жила в то время в Париже{668}. Беременная шестым ребенком, она в июне 1804 г. уехала из Рима во Францию, забрав с собой двух детей после потери прошлым летом 9-летнего сына. Умеренный климат Парижа показался более подходящим для двух детей, часто страдавших от страшных лихорадок, чем тяжелая летняя жара Рима. Вильгельм, застрявший в Риме, выведывал у жены мельчайшие подробности возвращения брата. Как его здоровье, какие у него планы? Изменился ли он? По-прежнему ли люди считают его «фантазером»?{669}
Каролина отвечала, что выглядит Александр хорошо. Трудности многолетней экспедиции не ослабили его – наоборот, никогда еще он не был таким здоровяком. Восхождения в горы сделали его сильным и подтянутым, и, на взгляд Каролины, ее деверь за истекшие годы не стал выглядеть старше. Можно было подумать, что «он отлучился всего лишь позавчера»{670}. Манеры, жесты, внешность – все осталось прежним, писала она Вильгельму. Разве что он набрал немного веса и стал говорить еще больше и быстрее – если такое еще было возможно.
Но ни Каролина, ни Вильгельм не одобрили желание Александра остаться во Франции. По их мнению, патриотический долг требовал, чтобы он вернулся в Берлин и пожил там некоторое время; брат и невестка напоминали ему об его Deutscheit – «немецкости»{671}. Когда Вильгельм написал, что «кому-то необходимо чтить родину», Александр предпочел проигнорировать слова брата{672}. Еще перед отплытием в Соединенные Штаты он уже писал Вильгельму с Кубы, что не имеет желания когда-либо снова увидеть Берлин{673}. Когда Александр услышал, что Вильгельм хочет, чтобы он переехал туда, он лишь «состроил гримасу», сообщала Каролина{674}. В Париже ему было более чем хорошо. «Славы куда больше, чем когда-либо прежде», – хвастался Гумбольдт брату