умереть, издал звук, напоминающий очень громкую икоту. Даже сквозь ладонь Араба получилось так громко, что лагерь встал на уши.
Многие похватали ружья, намереваясь стрелять в чащу и нимало не заботясь, что там вообще-то двое своих. Отчаянно матерясь, Палач вскинул пулемёт. Пока в лагере только готовились открыть огонь, он уже нажал на спуск. Длинная очередь, словно коса, прошлась по рядам, а когда он провёл стволом обратно, то живых на поляне уже не осталось. Пулемёт оказался чудовищно разрушительной штукой, а в умелых руках и подавно. Оглядев дело рук своих, Палач с облегчением произнёс:
– Иди, добей, там двое шевелятся, чёрт косорукий.
– Первый раз такое, сам не пойму, что случилось, – начал оправдываться Араб, выходя на поляну. Двух подранков он добил, аккуратно перерезав им горло. Илья, тем временем, обходил убитых. Браслет Паши он нашёл на руке у самого молодого. Пацан лет пятнадцати, убитый двумя пулями из пулемёта, носил его на правой руке. Отбросив ложную брезгливость, он снял браслет с руки и положил в карман. Возник вопрос, что делать дальше? Язык у них есть, но информация не бывает лишней, поэтому Илья решил взять образцы оружия и хабар из мешков, не весь, разумеется, а только по одному образцу, чтобы передать учёным для опытов. Пока он отбирал то, что нужно, Палач паковал пленного. Тот был без сознания, но руки его были стянуты кабельным хомутом, а ноги Палач просто перемотал скотчем. В таком виде он перекинул пленного через плечо и приготовился отправляться в путь. Илья прихватил ружьё поновее и револьвер вожака, накидал в рюкзак несколько микросхем и просто металлических штук из мешков. Теперь всё, можно отправляться.
Обратный путь казался легче, торопиться было некуда, погоня не угрожала. Палач, нёсший на плече немаленького мужика, уже начавшего приходить в себя, часто останавливался перевести дух. Араб всё не мог понять причину своей неудачи, поэтому всю дорогу молчал. Добраться назад до рассвета не получилось, когда встало солнце, они ещё только подходили к дороге. Пленный, который уже окончательно пришёл в себя, стал двигаться, чем вызвал неудовольствие Палача. Тот поставил его на ноги, после чего аккуратно ткнул пальцем куда-то под рёбра. Тот всхлипнул и сложился вдвое, больше попыток сопротивления не было.
И вот, наконец, перед ними показались высотные дома города.
Глава четвёртая
Подойдя к лагерю, они увидели необычную картину. Вокруг дома лежали трупы обезьян. Много, не меньше сорока-пятидесяти. Все были изорваны пулями и разбились при падении с высоты. Надо полагать, твари пошли в «последний и решительный», где, нарвавшись на стену огня, погибли все до последнего. Какой-то бессознательный суицид. Оставалось только надеяться, что это были последние.
Когда поднялись наверх, их ждал новый сюрприз. Там, привязанная за все четыре лапы, сидела пленная обезьяна, раненая, сильно избитая, и, видимо потому, тихая. Личный состав был живым, раненых не было, хотя все выглядели измотанными. Увидев языка, Кнут спросил,