часов. Вам плохо, я вижу.
– Да, мне плохо, а Ханзи еще хуже! Кто его спасет, если не я?
– Успокойтесь, – Марин положила руки на грудь героя и уложила его на кровать, потом она осторожно положила его голову на подушку и провела ладонью по лбу, будто она укладывала спать ребенка.
– Спасибо вам, мисс, вы так много сделали для меня, – прошептал Джонсон.
– Отдыхайте, Роберт. Я приду к вам, когда вам станет легче, – врач поцеловала историка в лоб и тихо ушла прочь.
Глаза героя закрылись, но мысли о нависшей опасности для друга и может быть, всего мира, все равно не покидали его головы.
Но из-за полученной травмы Роберт снова отключился и пришел в себя только через час или может быть два. Он понял это по положению теней за окном и нараставшему чувству голода. Теперь его затылок болел меньше, и он смог приподняться. Мирела была в другой комнате, и судя по звукам, листала какие-то бумаги.
Герою не хотелось вставать, и он просидел так пару минут, прежде чем услышал, как Марин встала и пошла в ванную комнату.
Тогда Роберт оживился, встал и тихо направился в комнату Мирелы.
Она была чуть больше, чем у ее брата, там стояла такая же кровать, аккуратно заправленная и разглаженная, у стены стоял большой письменный стол, на котором аккуратными стопками были сложены какие-то бумаги. В комнате был идеальный порядок.
“Это тебе не Ханзи”, – подумал Джонсон.
Он подошел к столу и увидел на нем необычную бумажку. Она была подписана “Роберт Генри Джонсон”. Надо заметить, почерк у врача был понятным, широким и аккуратным. В анкете были указаны все его данные, все физические параметры, а дальше был записан ход исследования и вывод.
Врач подробно описала разговор с историком и отметила особо: “смел, имеет склонность к сексуальным заигрываниям” … “Состояние: удовлетворительное. Замечает боли в затылочной доле черепа”.
Далее было подчеркнуто двойной чертой: “внезапно проявился острый приступ параноидального психоза на фоне черепно-мозговой травмы. Переживает за некоего друга Ханзи. Далее указывает на некую опасность от какого-то черепа и упоминает о чаше Иуды”.
“Вот как значит, “острый параноидальный психоз”,” – усмехнулся Джонсон.
– Роберт, я же просила вас не вставать, – произнесла недовольно Мирела, увидев в своей комнате историка, – и вообще, читать чужие бумаги неприлично.
– А прилично писать обо мне, что я имею склонность к заигрываниям и еще у меня обострился параноидальный психоз?
– Я врач, я вас исследую и пытаюсь вам помочь, – повысила тон Марин.
– Вы мне уже помогли. Спасибо вам. Все, чем вы можете мне помочь сейчас, это внимательно меня выслушать и может быть что-то посоветовать, – заявил герой, сменив прежний приятный тон на повышенный.
– Не нервничайте, вам этого делать нельзя, – Мирела заботливо взяла Роберта за запястье и пощупала пульс, – у вас пульс неустойчивый. Вам надо лежать.
– Да. Я это и собираюсь, – страстно произнес Джонсон, схватил Марин за талию и повалил на кровать.
– Вы