подачки.
Вести политические разговоры, истекая при этом кровью, не очень-то весело. Хорошо хоть шейного платка хватило, чтобы перевязать себя.
– Мы сами по себе! – дерзко заявили из кустов.
– Бреши кому-нибудь другому, мне – не надо.
Собственно, беседу Джэйфф вел с единственной целью – отвлечь врага и успеть зарядить ружье.
– Главарь твой небось не рассказывает, как с ним Тиглатов эмиссар делится комиссионными? А ты спроси на досуге. Авось расскажет, где прикопал горшочек с серебряными имперскими «совами».
– А ты, стало быть, за идею на Тэлдрина трудишься? – обиделся за вожака таинственный недоброжелатель.
– А у меня, знаешь ли, привычка такая, – хмыкнул бывший рилиндар, прицеливаясь. – За идею оно почетнее, и детишкам потом будет чем гордиться.
– Держи карман шире, Элир. Так тебе ролфийская сука и нарожает щенят…
Грохнувший выстрел оборвал рассуждения и жизнь притаившегося врага.
– Не твое дело, паскуда, – буркнул Джэйфф. – Будет всякая падаль про мою личную жизнь рассуждать.
Он заново перебинтовал рану на ноге, твердо решив во что бы то ни стало доковылять до ближайшей ролфийской заставы. Но так и не дошел. Сморило на полдороге. Видимо, много крови потерял.
Устроился Джэйфф Элир, точно бродяга, в ямке под кустом волчьей ягоды, собираясь спрятаться во сне от боли и усталости. Наедине с собой незачем прикидываться стальным и бесчувственным, а потому несгибаемый рилиндар вдоволь поскулил и даже пожалился луне Шиларджи. Мол, Сизая Мать наша, что ж ты не уберегла сына своего? Но небесная Мать всех шуриа только надула толстую щеку, идя на убыль, да в отместку за беспокойство наслала на Элира бессонницу. И так, и эдак вертелся, но как ни ляжешь – нога болит пуще прежнего. Оставалось лишь надеяться, что после Порога Джэйфф сумеет выспаться.
Но настал миг, когда гаснут, точно надежда шуриа, ночные созвездия, истаивая в серо-сиреневом предрассветном сумраке. Самое время прилечь, прижаться щекой к земле, смежить воспаленные веки и слушать, слушать, слушать, о чем шепчут травы, корни сосен и древние камни… Нас осталось так мало, тех, кто и слышит, и видит. И несколько часов назад стало меньше еще на одного. Когда шуриа убивает другого шуриа – это плохо, это противоестественно. Ведь каждая жизнь должна быть прожита. Верно, Мать Шиларджи? Для того ты и создала нас. Чтобы жить, славить Жизнь, любить ее трепетно и нежно во всех проявлениях, создавать ее, поить своим духом и преданностью.
Вот беда, словно песка насыпали под ресницы. Не спалось Джэйффу Элиру и не дремалось, суля пренеприятнейший миг впадения в небытие.
Бывший рилиндар надумал подкинуть еще пару веток в костер, протянул руку, повернулся…
Сидела она вполоборота, склонив голову к плечу. И Джэйфф чуть было не крикнул: «Грэйн!» Но чужая русая толстая коса лежит на плече, и рубашка простая, не офицерская, обтянула грудь, и не в бриджах, а в домотканой юбке она. Та, другая женщина, другая хёлаэнайя, которую убил много-много лет назад. Сжег в собственном