граждане, – бросил он, не оборачиваясь, и вышел.
Из приемной раздался сухой грудной кашель, продолжавшийся не менее тридцати секунд, смешиваясь со стуком каблуков о паркет и эхом отлетая от стен пустого зала.
– Какая кошка между вами пробежала? – спросил Бийо Сен-Жюста. – Еще какой-то месяц назад вы казались лучшими друзьями.
– Месяц назад я был в Северной армии, – нехотя ответил Сен-Жюст. – А после возвращения с трудом узнал Робеспьера. Он снова сошелся с Демуленом, и эта дружба не пошла ему на пользу.
– Ах вот в чем дело! – воскликнул Барер. – Кстати, за что вы с Камиллом так ненавидите друг друга?
– Это давняя история, – уклончиво ответил Сен-Жюст, давая понять, что тема закрыта.
– Я заказал кабинет в «Прокопе», – наигранно-беззаботным тоном сказал Бийо, стараясь разрядить обстановку. – Хотите присоединиться?
– Охотно, – отозвался Барер. – Ты пойдешь? – предложил он Сен-Жюсту. – Заодно и обсудим твой доклад.
– Нет, – ответил молодой человек. – Пойду домой. Сегодня был тяжелый день. Речь почти готова, так что обсуждать нечего.
– Я с вами, – сказал Колло.
Карно, Приер и Ленде сделали вид, что не слышали приглашения. Впрочем, зная, от кого оно исходило, не трудно было догадаться, что к ним оно не относилось.
Через десять минут Зеленая комната опустела. Тюильри погрузился во мрак.
5 вантоза II года республики (23 февраля 1794 г.)
На следующее утро Бертрана Барера разбудил солнечный луч, просочившийся в щель между плотными шторами и бивший ему прямо в глаза. Было около десяти утра.
– Дьявол, – пробормотал он, резко поднявшись с кровати, и тут же почувствовал, как пол качнулся под его ногами, а к голове прилила кровь, наполнив ее свинцом.
– Черт бы побрал Колло, – снова выругался Барер, схватившись за голову обеими руками.
Ужин в «Прокопе» затянулся до трех часов утра, и любитель выпить Колло д’Эрбуа, не переставая, подливал бордо в бокалы коллег. Предчувствуя, что утро не будет ранним, Барер, вернувшись, велел камердинеру отменить утренний прием. Тогда же, видимо, он попросил не будить его. Этого Барер уже не помнил, но догадался по тому, что камердинер не появился на пороге его спальни, как всегда, в восемь часов.
Посидев пару минут на кровати и приведя в порядок мысли, Барер вспомнил, что намеревался поговорить с Давидом. Как и предсказывал Вадье, на вечернем заседании Комитетов художник не появился. Барер всегда считал, что живописец Давид был избран в Комитет общей безопасности по недоразумению или, как поговаривали в кулуарах, с целью служить Робеспьеру, его личному другу, глазами и ушами. Вчера Робеспьер присутствовал на заседании, следовательно, глаза и уши Давида были ему не нужны.
Подойдя к окну и отдернув тяжелые светло-голубые шторы, Барер поморщился от яркого февральского солнца, первого вестника приближающейся весны. Он распахнул окно и вдохнул морозный воздух. Это освежило его и придало ясность мыслям. Теперь, когда возникла