мама, он интересен именно поэтому. А мне нет. Оба они какие-то противные… – Оля глянула на мать: не слишком ли она прямолинейна?
– Я знаю, что старший Романюк тебе не нравится, но тебя никто не заставляет с ним общаться, тебе достаточно быть с ним просто вежливой. Но Борис очень перспективный, почему бы тебе не познакомиться с ним поближе?
– Он мне вчера не понравился. Сноб надутый и дурак.
– Это с золотой-то медалью? Да на джипе? – улыбнулась Антонина Макаровна, присаживаясь на край постели. – Послушай, доча, я сама была молодой и еще помню это время. В молодости все ждут какого-то принца заоблачного, какого-нибудь Ди Каприо с Томом Крузом. И я тоже мечтала, мечтала, между прочим, о Шалевиче пополам с Козаковым. Ну и что? Ничего подобного я в жизни не встретила, а встретила твоего папу. Думаешь, он приехал ко мне на белом коне? Он мне ногу на танцах отдавил, причем танцевал-то вообще с другой девушкой. Думаешь, он мне в этом момент показался красивым или умным? Нет, я его тоже дураком обозвала… Но Борис тебе ведь подобных поводов не давал? Подружи с ним, пообщайся, сходите вместе куда-нибудь. Ну?
– Не хочу.
– Я тебя не понимаю, тебя же не в загс гонят. Борис тебя обидел?
– Нет.
– Тогда в чем дело, Оля?
– Тебе это нужно, потому что у тебя с Романюком дела?
– Не уходи от ответа.
– Ты – тоже.
– Ты как с матерью разговариваешь! Я тебе добра желаю, хочу помочь сделать в жизни правильный выбор.
– Я уже сделала.
– Что это значит? У тебя кто-то есть?! Отвечай, ты путаешься с мужиком? Кто он?! Как зовут?!
– Мама, я ни с кем не путаюсь, ты неправильно поняла, я…
– Ты с ним спала? Отвечай, дрянь! Ты уже с ним спала? Как его зовут? Он тебя соблазнил, да? – Антонина Макаровна схватила дочь за плечо и как следует тряхнула. – Отвечай матери! Почему ты скрытничаешь? Он что, женат?
– Перестань, мама, мне больно! – У Ольги навернулись слезы. – Никого у меня нет, отстань! – Она вырвалась и упала лицом в подушку. – Никого!
Дочь зарыдала, а Антонина Макаровна, наоборот, немного успокоилась. Девичьи слезы легкие, а знать правду она должна, всю до капельки – своя же дочь, не чужая. Антонина Макаровна положила руку на вздрагивающие плечи.
– Ну, успокойся, доча, не плачь, я же за тебя волнуюсь, хочу, чтобы у тебя все было хорошо, правильно. Не плачь, не плачь, извини, я ведь не со зла на тебя кричу, ты ведь девочка уже взрослая, должна понимать. Ну, успокойся, повернись, вот так… давай я тебе слезки утру… Ты ведь моя кровиночка, я беспокоюсь, нервничаю, вот оно и выходит… Ты бы сама мне сказала: так, мол, и так, мама, не стану же я тебя силком заставлять… Не нравится – ну и шут с ним, с Борисом, мы другого парня найдем. А если что случилось, если тебя кто-то обидел, ты только скажи, я во всем тебе помогу. Я ведь твоя мама, я всегда на твоей стороне буду, что бы ни случилось. А теперь скажи, доча, у тебя кто-то есть, да?
Оля отрицательно помотала головой, она еще всхлипывала, но слабо и редко. Потом достала платок и вытерла глаза, глянула в маленькое зеркальце.
– Не