то июльская среда,
И даже в августе всегда
Найдется что им делать в школе,
Ну, в бизнес не ушли те коле.
А посему не дайтесь диву,
Отчасти растеряв что силу,
В субботний вечер на диване
Уселась мать, предав нирване:
Все мысли, тело, дух. Как знать,
Быть может, в этом благодать.
По телевизору негромко,
Навязчиво, но очень тонко
Ей намекали, что в стране
Заботятся о ней вполне.
Укроев умиротворенный,
За день с дороги подустав,
И оттого немного сонный,
Улегся рядом, почитав
Пред этим Чехова немного.
Уж не судите его строго!
Имел привычку мой герой,
Вразрез ровесникам порой,
По пирамиде Маслоу ввысь
Карабкаться, граниты грызть;
И мысль свою тренировать,
Стагнацией чтоб не страдать.
И может быть, (к чему всем знать?)
Что в этом-то и благодать.
VIII.
Он, словно малое дитя,
Полусмешно, полушутя
Улегся в позе эмбриона
В объятиях родного дома.
Мать трепетно его волос
Коснулась, и ее вопрос
О том, когда уедет он,
Прогонит столь желанный сон.
– Наверно, в понедельник, мам.
В Москве во вторник, тут и там,
Побегать нужно по делам.
Друзьям и городу воздам
Я завтра должное вниманье,
Ну а потом, всем – до свиданья!
– Тогда иди, ложись в постель.
Уж весь ты сонный, Радамель.
– Нет. Мам, хочу побыть с тобой.
Ты – моя радость, мой покой. –
Так и уснул тягучим сном,
Проснувшись в воскресенье днем.
IX.
Спал долго он.
До десяти.
То ль оттого, что странный сон
Сей ночью смел его найти.
То ль от дороги, что с Москвы,
Уставши. Не могу, увы,
Причину точную я знать,
Но сон могу пересказать.
Перо мое здесь ни при чем.
Художественный всяк прием
Я тоже тут не применю,
Своей лишь памяти вменю
Я этим строкам передать
Слова, что Радамель сказать
Успел при встрече нашей той,
В час откровений и земной
Беседы дружеской мужской.
Он в местность темную попал;
Куда? Зачем? Во что? – не знал.
Ни стен, ни неба, ни земли;
Сквозь тьму там не видать руки.
Куда идти?
Иль не идти?
Не мог ответы он найти.
Да и идти – коль нет пути?…
Был не во мраке он, а частью:
Тот будто сам его являл.
Он не пленен был чьей-то властью,
Но