диван продавленный, у стола не хватало ножки. Но она со своим добром не могла расстаться. А уж как она не хотела переезжать, вы бы знали!
Вот, тётя Оля, характерная деталь. У неё пересадка была в Москве. Как же она о Москве-то сказала? А, вспомнил: «Шум, гам, суета, очень много проходимцев и попрошаек. А вокруг дома стоят до неба. Жаль мне москвичей. Чем они там дышат? Это не город, а улей растревоженных пчёл». Правда, хорошо сказала бабуля?
Мама в буфете трудилась вовсю, зарабатывала приличные деньги: честно говоря, буфетчицы всегда «химичат» с водкой, коньяком, бутербродами. Но её шеф ценил за то, что она сама не пила, была не из болтливых и очень уж шустрая. К ней никаких очередей никогда не стояло, и покупатели все были довольны.
Теперь о Леониде. Он познакомился с мамой по переписке. Кто дал ему мамин адрес, я не знаю. Да это и неважно. Дядя Лёня появился через месяц после первого письма, ухаживал за мамой. Они дома не сидели – кино, кафе, парк. Видно было, что маме он очень нравится. Через месяц он к нам переехал. А бабуля не верит в эти письма, и не то, чтобы не любит дядю Лёню, скорее, она всем мужчинам не доверяет. Говорит, что у современных мужчин на уме только желание хорошо пристроиться, сытно есть и сладко спать, а лучше всего – найти себе дурочку и жить на её деньги. Вот такая у неё философия.
Ну и, конечно, с первых же дней по приезде бабуля стала меня воспитывать, причём со страшной силой, иногда и ремешком. Очень часто она закрывала входную дверь на ключ, чтобы я на улице не шлялся с друзьями. И только одно повторяла: «Делай уроки, читай книги, учись, пока молодой! Потом поздно будет. Учись, внук, учись». Ох, как она меня мучила своими наставлениями. Что уж там говорить, я её даже побаивался маленько. Зато в аттестате ни одной тройки.
Бабуля тогда не так часто болела. Всех маминых кавалеров, которые иногда появлялись у дверей, выставляла: нечего, говорит, сюда шляться, вам бы только безотцовщину плодить. Язычок у неё ух какой: словечко за словечком. Не переспоришь – не переговоришь, зато она добрая и хорошая, мудрая женщина, рассудительная. Мне её очень жаль: болеет много. Лежит целыми днями на своём старом любимом продавленном диване, в потолок смотрит и что-то шепчет, шепчет. Я прислушался: она молитвы читает.
Как-то её спрашиваю: «Бабуль, расскажи, о чём или о ком ты молишься. Что с тобой произошло в жизни?» Так знаете, тётя Оля, что она ответила: «Людей, Вася, я видела много разных: плохих и хороших. О многих знала такое, что и говорить стыдно. А хорошие люди, по-моему, никого не задевают, живут тихо и не во что не влезают. Их порой как бы и нету. Их жизнь самая обыкновенная, тихая, простая, ничего необычного. Вот и моя, считай, жизнь уже прошла, а счастья в ней было лишь малый кусочек. Не везло мне с ухажёрами: к моему берегу приставали одни прохвосты и дармоеды, короче, одна шваль человеческая. За всю жизнь только один человек достойный мне встретился. Настоящий. Умный. Добрый. Любили мы очень сильно друг друга. Ни одного