что он ее видел. На дуэль его за это никто не вызовет. Может быть, и не потребуется свидетельства его. А если какой лакей с попустительства Анны Александровны Алису попортит, так уж тут, считай, все пропало, любое средство хорошо станет. Я не исключаю, что придется Марфушку ту либо припугнуть хорошенько, чтобы она в затее барышни своей призналась, либо даже выкупить ее у Голицыных с переплатой, чтоб не тряслась за собственную шкуру.
– Если Алису лакей попортит, как же они ее дальше замуж выдавать станут? – спросил Денис ошеломленно. – Так же всю жизнь покалечат.
– Если Анна Александровна решится на подобное, – ответила бабушка, – то уж ни за кого, кроме тебя, они ее не отдадут. А чтобы своего добиться, в ноги падут государю императору, вымажут грязью и тебя, и все семейство наше. Только один удерж у них – это князь Петр Иванович. Пока он жив, очень надеюсь, что ни на что подобное они не отважатся. Князь их не поддержит, ни при каких обстоятельствах. Он видел своих офицеров в боевом деле, знает, кто чего стоит, его не обманешь. Но с Бурцевым ты на всякий случай сговорись, и с Каховским, – попросила она. – Лев-то наш родственник, с ним легче. Но и на Лешку твоего я тоже очень надеюсь.
– Чтоб трем офицерам свидетельствовать против прелестной дамы? – Денис никак не мог смириться с тем, что он услышал.
– Ну не свидетельствуй, – рассердилась на него Елизавета Михайловна. – Коли ты так благороден, чист, суй голову в наковальню. Откажись от Анны, от своей любви к ней. Женись на Алисе, исполняй ее прихоть, а заодно и денежки отцовские да дедовские ей неси. Только я твоему отцу и матушке сказала уже, и тебе скажу: помните, состоянием Олтуфьевским еще ни они, ни тем более ты не владеете. Денис Петрович все мне оставил по завещанию, я распределяю, кому и сколько выделить на нужду. Уж когда помру – все ваше будет. Так вот, – она погрозила Денису пальцем. – Влезешь в ловушку к Голицыным, так и знай, жить с Алисой будешь только на офицерское жалование свое, в квартире на Галерной или еще где. На Адмиралтейский и ногой не пущу. Дом этот мой, мне от отца моего, светлая память ему, достался. – Елизавета Михайловна осенила себя знамением. – Вот и вовсе его продам. А деньгам найду применение, на Аннину хирургическую академию пущу, и то толку больше будет. Я ведь тебя не зря спрашивала, расположен ли ты к Алисе, изменило ли чувство твое к Анне ее неверность, – напомнила она. – Ты меня уверял, что нет. Будь по-иному, питай ты к Алисе хоть каплю искреннего расположения, и мое бы отношение было другим. Но угораздить тебя попасть в силки, которые поставлены из холодного расчета, без всякого чувства своего и взаимного, – на это я, внук, не могу согласиться, не при каком условии. Так что не мучь себя пустыми размышлениями, – заключила она. – Поезжай к дружкам по увеселению своему. Но сам сосредоточенности не теряй и дружкам своим укажи, как верно вести себя. Понял меня? – Она поцеловала внука в лоб. – Понимаю я, Денис, – проговорила, вороша его мягкие, волнистые волосы, – размолвка,