него бежал, несомненно, он сам. И мужик решился любой ценой догнать бегущего впереди.
Вот уже и под ключицами ломит, и в боку колет, дыхание совсем сбилось, да и ноги того и гляди откажутся повиноваться. Но мужик упрямо метр за метром сокращал дистанцию.
Тропинка выходила из леса и вела к мосткам у лесного озера. Парень вбежал на мостки и с криком «Так будет всегда!» оттолкнулся от последнего пролета. И в этот самый момент мужик догнал парня – вспышка! – и в воду ныряет уже один человек.
Я желаю тебе бежать не от себя, а бежать к себе!
*****
Уже вторую неделю дядю Сидора мучила бессонница. И сейчас, когда пошел третий час ночи, сна у него не было ни в одном глазу. Осторожно откинув одеяло, он встал с постели. Подойдя к столу, взял спички и папиросы и направился к двери. Вдруг под ногой скрипнул пол, и дядя Сидор замер, прислушиваясь, не разбудил ли он кого-нибудь. Но в доме стояла тишина, лишь во сне глубоко вздохнула жена, да за печкой прерывистыми трелями, как бы разговаривая сам с собой, стрекотал сверчок. Выйдя в сени, дядя Сидор поежился от прохлады, надел старый драный плащ, запахнулся, сунул ноги в калоши и вышел во двор.
Спускаясь с крыльца, дядя Сидор споткнулся о забытую там лопату, и та звонко ударилась об отмостку дома. В ответ забрехал соседский пес. Свой же Джерри сейчас был в бегах – жена с вечера спустила его с цепи, и он удрал за забор. «Ну всех ей жалко», – Сидор немного сердился на жену. В прошлую субботу, по ее просьбе съездив к теще спахать огород, он вместо благодарности получил там в свой адрес одни замечания и колкости. Теща, полтора года назад похоронившая мужа, хотела переехать к дочери, а свой дом оставить только что женившемуся младшему сыну. Сидор же, зная характер «мамы», был резко против.
Сунув лопату под крыльцо, дядя Сидор пообещал себе не забыть о ней, обогнул дом и вышел в огород. Выйдя из-под раскидистой яблони, растущей за домом, дядя Сидор заметил, что в бане горит свет. Неожиданно в бане мелькнула тень и шевельнулась занавеска. «Что за черт?» – Сидор сбегал за лопатой и, держа ее наперевес, приоткрыл дверь бани. Никого. На цыпочках он прошел к двери в предбанник и резко дернул дверь на себя. Зажмурившись от яркого света, Сидор поначалу никого не увидел, но потом, привыкнув, заприметил на подоконнике кота Севку – любимца дочери. Кот, почуяв угрозу, пулей вылетел на улицу и, избежав пинка, скрылся в темноте. «На этот раз», – подумал Сидор, выключил свет и закрыл баню.
Обойдя кругом огород, он подошел к дому. По приставленной лестнице он поднялся до перекинутого через крышу трапа и залез на конек. Устроившись там на корточках, дядя Сидор наконец закурил. Конек крыши был излюбленным местом сына-пятиклассника. После того, как уволившийся в запас дядя Коля – сводный брат Сидора – подарил настоящий военный бинокль, сын и вовсе обосновался на крыше, проводя там с приятелями дни напролет. Да и сам Сидор любил смотреть с крыши – любовь, оставшаяся с того времени, когда и он был таким же сорванцом.
Папироса обожгла губы, и он бросил окурок вниз. Дядя Сидор поднялся во весь рост и взглянул на лежащую внизу деревню.