женский и из женского продола летели писульки "люблю, куплю и полетели", эх жизнь, она и тут – жизнь.
Мы оставили дорогу дорожникам, единственное что контролировали, чтобы шнифт был убит. Поэтому если кто и заглянул бы в глазок, то увидел бы спину потенциального зека, который, якобы, варит чай, да тупит, задавая вопрос: "А? Чего?" В общем, схема отработана.
Наши малявы ушли одни из первых, подписали мы их аббревиатурой наших частей, так что блатарям, в основной массе не служившей, просечь фишку ума просто бы не хватило. Ближе под утро подтянули Короля, этот двадцатилетний придурок был насквозь пропитан воровской романтикой, поэтому разговор с ним предстоял долгий и нудный. У него в разговоре постоянно были слова вроде "положенец", "постанова", и так далее, ссылки на авторитетных воров и их сходняки, будто бы он сам там и присутствовал.
После вступления за жизнь я вкрадчиво начал, – Вот скажи мне, дружище, ты к гопникам как вообще дышишь?
Тот призадумался, – Не мужики, но им что на дядю горбатится чтоли? Они выбрали свою дорогу, уважуха..
– А теперь, смотри, – начинаю потихоньку закипать я, – у тебя мама есть?
Тот кивает головой.
– Воот, – продолжаю я, – она не блатная, она всю жизнь ебашила, чтобы сыночка своего одеть, обуть, да накормить посытнее. Вот идет она уебанная с работы, еле ноги тащит, думает как бы сыночку, кровинушке своей передачку замастырить, а ее по головенке тюк и забрали все, да спустили, на бухло, блядей и наркоту. А че, им же уважуха, они, блядь, рыцари с большой дороги!..
– Да я не в этом плане… – начал этот уродец.
– Заткнись, сученок и слушай! – уже окончательно зверею я, – маму ты любишь, песенки Круга любишь (как же, мама мамочка). Да никого ты, мразь, не любишь! Себя только! А маме пишешь – "Принеси, Купи, Достань!" И тебе похуй, что матери лекарства нужны, что в нее соседи пальцем тыкают, маму он, блядь, любит… Романтик нашелся!
– Да я это… – Король даже побледнел.
– Хули Это?! – выдаю ему я, – Хочешь быть блатным? Пиздуй! Только вот что уяснить надо, когда ты на обоссаном матрасе будешь подыхать от передоза или паленки, в компании таких же синих дебилов, вспомни, вспомни, сука, сегодняшний день. Ты – мразь малолетняя, не тебе осуждать мужиков, которые сели! Это – их жизнь! Ты на себя посмотри, шестерня тупорогая, мы думаешь не знаем, что блатным стучишь? Знаем, еще как знаем. А почему мы тебя не ебнули знаешь?
Тот бледный, как мел, молчал.
– Да потому что нам насрать на таких, как ты! Тебя свои же на кукан насадят, просто так от скуки, как молодое мясо, а подвести тебе хуй к носу это как два пальца обоссать, ты меня понял? Иди!..
Я оглядываюсь и вижу, что большая часть народа в камере стоят, сидят ли, но слушают внимательно. Выдерживая паузу, я заканчиваю, – Все мужики, живем как жили, остальное приложится…ТЮРЬМА.
Дальше – больше. Как говорится, если удастся блатоту подвинуть, то хорошо, нет – придется идти на крайние меры. Основная масса сидельцев мечтает об УДО, это то и понятно, на зонах работы нет, поэтому крутятся кто на ширпотребе,