И в этом очередной приговор Шатову – что он, по их мнению, из-за семьи не откажется. Когда человек счастлив, – не есть ли это проверка для всех идей и конструкций, которые вдруг начинают казаться менее значительными? И Верховенскому с этими его прокламациями гораздо сложнее к такому человеку подступиться.
Ну конечно! Потому что человек в эту секунду защищен. Вырастает щит, и за пределами этого щита может уже твориться все, что угодно. Вот что называется любовью, семейным счастьем. Есть такое поле, где ты абсолютно защищен.
Я абсолютно защищен своей семьей и своей удивительной любимой женой. В каком-то интервью я говорил, что по-настоящему счастлив только в семье, потому что остальное – это игра. А вот настоящее – жизнь, и несуетность какая-то, и познание, и исследование друг друга – для этого, мне кажется, мы и есть на земле. Не ради того, чтобы просто «отжечь», «поджечь» и так далее, – а чтобы понять. Понять что-то про себя и друг про друга.
Д. З. Вы вспоминали режиссеров Ингмара Бергмана и Федерико Феллини, которые превратили собственные галлюцинации и сны в камень, на котором построено их творчество…
М. З. В свое время такие артхаусные вещи, как «8 1/2»[39] Феллини с музыкой Нино Рота настроили меня на какой-то творческий лад.
Это фильм о режиссере, который пытается снять фильм, и никак ему не приходит на ум, о чем его снимать. И вот он делает его из себя самого, то есть решает рассказать обо всем, что его волнует – это и его женщины, и какие-то проблемы, и сомнения.
Ну, если немножко упростить эту сложную проблему, которую вы сейчас очень неплохо сформулировали, то этот фильм – хоровод. Твой, который принадлежит тебе, куда входят твои одноклассники, однокурсники, женщины, любимые, полулюбимые, нравящиеся, друзья. Потом, правда, он становится поменьше… Я сейчас впаду в грусть и сентиментальность и скажу, что к концу жизни у человека, наверное, этот хоровод уменьшается, но к нему надо относиться с большим уважением и понимать, что это твое продолжение.
Вы упоминали о Кончите из рок-оперы «Юнона и Авось», которая 35 лет ждала своего Резанова. Бердяев сказал о Пере Гюнте, что самое главное там – это образ Сольвейг, которая тоже всю жизнь ждет Пера Гюнта. Сколько лет вы вместе со своей женой? Если уж мы заговорили о «хороводе»…
Страшно называть эту цифру: там дело к пятидесяти идет!
Знаете, у женщины есть такой способ мышления, который недоступен мужчине. Конечно, жена режиссера всегда мечтает о том, чтобы быть актрисой у мужа. Моя жена[40] была хорошей актрисой, и ее в свое время пригласил режиссер Гончаров[41], человек крутой, волевой, резкий. Сказал: «Приходите вдвоем, вы будете режиссером, она будет актрисой». И я – не от большого ума – пришел домой и восторженно сказал: «Нина, свершилось, ты приглашена в театр, и я тоже». И вот тут она немножко задумалась своим кошачьим умом и сказала: «Не надо мне идти актрисой. Ты будешь заложником, будешь все время думать обо мне, я буду мучиться, что с тобой. Не надо, мы уже сделали выбор,