место в этом доме, и в жизни Ильи, в частности.
Ну и пошло оно все к *беням, плевать на мысли и на отношения этих людей! Ему не четырнадцать, и он не барышня нежного возраста, чтобы обращать внимание на такие вещи!
Задевает, да и х*ен с ним, что поделать!
Главное, что он сам никуда исчезать не планирует, и, даже если, метлой поганой погонят, он им всем фигу сложит,– продемонстрирует славную фигуру из трех пальцев,– и пошлет к чертям.
Это его сын! И это мать его сына, и, как бы он к ней не относился, не может оставаться в стороне и просто наблюдать, как эта чокнутая загоняет себя в гроб!
Они поговорят, еще как поговорят! И, если потребуется, он будет тут сутками торчать, но узнает, что происходит, на самом деле!
Из-за простого обморока, такую панику не поднимают. Из-за простого обморока, взрослый мужик не станет прятать трясущиеся руки. Костя заметил, все разглядел, когда Артем вниз спускался.
Они что-то скрывают, и он хочет знать, что именно.
Илья обмолвился, что у мамы такое уже было.
Давно, правда, но было.
И Костю озноб прошил от того страха, что затаился в голосе сына.
Мелькнула мысль, что Марина и в самом деле может умереть. Страшная мысль. От нее все заледенело, зазвенело яростью в груди. Воздуха стало не хватать.
Но от обмороков не умирают, ведь так?!
****
Если сильно болит голова, значит, она еще жива. Уже что-то хорошее.
Открыла глаза, медленно, чтобы яркий свет не резанул резко, чтобы не до слез. Слезы – это последнее, что ей нужно.
Боль была невыносимой, хотелось стонать от нее, но держалась. Не при свидетелях. В груди жгло, горело, дышалось тяжело.
– Очнулась? – ехидно так, противно спросила подруга, склонившись над ней.
– Голова кружится? Тошнит? Что?! – Вика требовательно заговорила, хорошо хоть не орала во всю глотку, эта может так взреветь, что стекла сыпаться начинают, – Ну?!
– Маришка, ты бы ответила, а то наш доктор скоро будет злиться!
Артем вольготно расположился на прикроватной софе. Вика же сидела на кровати, и держала Маришкино запястье, отсчитывая удары сердца, и смотрела на свои наручные часики.
– Пульс учащенный, бледная, как покойник. Пить хочешь?
Во рту, и в самом деле пересохло, пить хотелось дико. Язык свинцом налился, не могла и слова вымолвить.
Артем дал ей стакан воды.
Боже, как же вкусно! Вода, но такая вкусная!
Сделала еще глоток, но под пристальными взглядами этих двоих, вода в горле, комом встала.
– Чего пялитесь, изверги? – прохрипела, – Илья где?
– Илья твой с папашей, не ссы! – пролепетала Вика, – А вот ты, моя хорошая, меня задолбала!
– Начинается! – хмыкнул Артем.
– А ты вообще рот закрой и не вякай! – и ему прилетело, – Марина, дура ты безголовая, сколько раз тебе говорить, что не с твоим здоровьем пахать, как папа Карло, надо. Мера должна быть, мера, понимаешь? Ты себя в гроб загонишь! На себя плевать, так о сыне подумай, с кем он останется, случись с тобой