чуть не подавился дымом, услышав слово «князь».
– Бога ради! – с чувством воскликнул Павел Григорьевич. – Да что произошло, любезнейший?
– Лошади его сиятельства понесли, а тут мост через речку.
– Через Тверцу, – уточнил Гусятников.
– Именно. Колесо попало в щель между досками, кучер слетел с козел и расшибся.
– Хватит, хватит, – замахал руками Павел Григорьевич. и поморщился. – Я с мужиков семь шкур спущу. Только три дня назад барщину отрабатывали, а мост так и не починили. Сергей Сергеевич, управляющий, божился, что мост сделают всенепременно.
– Видать, не сделали, – подытожил француз.
Эк у него ловко вышло нашенское «видать», покосился на иностранца Павел Григорьевич.
– Ну что, приглашать князя-то? – подал голос Андрюшка.
– Ты ещё здесь, бестия? – вскинулся Гусятников. – Чтоб мигом устроили гостя.
– Кучер-то, поди, тоже иностранец был? – глянул на француза помещик.
– Русский, из поморов.
– Раскольничьей веры, значит, – догадался Гусятников. – Наш-то православный поп его отпевать не имеет права. Да уж теперь всё едино, раб Божий. А ты католик?
– Католик.
– Как там папа в Ватикане? – проявил осведомлённость Павел Григорьевич.
– Не тужит, – отозвался Франсуа Баррье.
По дороге к усадьбе пылила карета. На месте кучера размахивал вожжами и посвистывал китаец. Шапка на его голове сбилась на затылок, лицо покрылось потом. Экипаж влетел во двор, сделал полукруг и остановился у входа в дом.
– Батюшки светы, жёлтый-то какой! – ужаснулась дворовая девка Ефросинья. – Может, больной какой? Желтуха там или ещё что?
– Дурёха ты! – засмеялся стоявший с ней мужик лет двадцати пяти. – Таким его Господь сотворил. А глаза какие узкие, видала?
– Повезло же нам, Семёнушка, что мы не такие, как этот басурманин!
Ефросинья прижалась к могучему плечу Семёна. Мужик сгрёб её широченными лапами.
– Если б ты такая жёлтая была, голуба моя, я б не поглядел в твою сторону.
– Иди врать-то! – хихикнула Ефросинья. – Тебе лишь бы бабу, а жёлтая она или зелёная…
Китаец соскочил на землю и бросился открывать дверь кареты. Из экипажа выглянул Дерюгин. Он окинул взглядом усадьбу, надворные постройки и таращившихся на него крестьян. На центральную лестницу вышел Франсуа Баррье.
– Помещик Гусятников Павел Григорьевич счастлив видеть ваше сиятельство в деревне Медное, – доложил француз.
– Медное? – переспросил Дерюгин, опуская начищенный ботинок на землю. – Недурно. Распорядись, чтоб занялись телом.
– Сию минуту.
Из дверей показался Гусятников.
– Слыхал, слыхал уже, ваше сиятельство, – сокрушался помещик. – Живёшь и не ведаешь, что Господь на завтра уготовит. Говорил же лодырям починить мост!
– Так бывает, – смиренно согласился Вольдемар Евпсихиевич. – Надеюсь, Матвей Рогаткин обретёт покой на тверской земле.
– И