их за деньги. Как пишут ложь в истории болезни, чтобы скрыть свои грубые ошибки. Под конец врач взяла с меня огромные для меня в то время деньги, обещав отдать рентгеновский снимок, на котором было видно, что же на самом деле было у меня при поступленье. Я надеялась потом найти хорошего врача. Однако снимка мне не отдала, сославшись на то, что он горючий и может стать причиной пожара в моем доме. Я догадалась более градусника под мышку не совать. Через пару дней дети забрали меня, слабенькую и тихую. Отвезли на такси домой, положили пластом в гнездо из старых шуб. Больше я к врачам не заходила, за исключеньем зубного. Бог не без милости, все обошлось.
112. Полет над гнездом кукушки
Моя одноклассница работала лечащим врачом в больнице имени Кащенко. Когда диссидентов стали массово сажать в психушку, я пригласила ее в кафе и завела об этом речь. Она сказала так: «Мы госпитализируем только общественно опасных. Вот один мой пациент, старый холостяк. Образовал бытовую коммуну из таких же холостяков, для разделения домашнего труда. На стекле же написал – коммуна. Люди невесть что могут подумать. Если бы написал – бытовая коммуна, мы бы его, конечно, не госпитализировали».
113. Отмазаться надо
Я сидела после долгой болезни на лавочке, отойдя немного от своего дома на солнышко. К открытому телефону-автомату рядом со мной подошел молодой человек. Обращая на меня внимания не больше, чем на дохлую собаку, он так сказал в трубку: «Марья Иванна, дай мне до завтра десять кусков – у меня руки черные, отмазаться надо». Это было двадцать лет назад. Не диссидентам, а криминальной торговой «элите» брежневских времен принадлежит честь упраздненья советского строя. Вот такого благодетеля человечества я, чуть живая, и видела.
114. Сад имени Шредера
Этот сад был заговоренный. Я его поначалу то находила, то теряла. А когда твердо приметила к нему дорогу, никак не могла в него проникнуть – слова не знала. Внутри Тимирязевского леса, старого парка Петровско-Разумовской академии, был высокий сплошной забор. За ним скрывался изящный сад английской планировки, совершенно безлюдный и недоступный. Семидесятыми годами прошлого столетья веяло от его круговых дорожек. Это был пейзажный парк с разными тонами зелени – темными дубами, светлыми лиственницами и еще много чем другим. В нем находилась могила Вильямса, а это, не в обиду никому будь сказано, для Тимирязевской академии вроде мавзолея Ленина. Наверное, оттого сад так намертво закрыли. Его сторожил молодой юрист Валерий Иваныч, переболевший менингитом и отошедший от дел. Он не всегда там пребывал, но только лишь появлялся, сразу же изгонял меня из рая. А рай был совершеннейший. Я безраздельно владела заросшим прудом. В моем персональном распоряженье находилась лодка. Мне принадлежало полдюжины старинных скамеек с перильцами, расположенных с полным пониманьем красоты пейзажа. У меня была собственная береза чуть что не в два обхвата, издали узнававшая о моем приближенье и трепетавшая мне навстречу.
Валерий