трусики становятся мокрыми? – засмеялась она.
Я тоже не сдержала улыбку.
– Жесткий. Он будто весь из острых углов сделан – дотронешься и обязательно поранишься. И лицо у него неприветливое.
– Согласна, на душку он не похож, но, по-моему, в этом и соль. Такой точно знает, как сделать девушке приятно.
Теперь глаза закатила я
– Ох уж эти твои фантазии! Может он девушками вообще не интересуется.
– По-твоему он на гея похож? – усомнилась Джун.
– Не очень, – согласилась я, – но он танцор – процент вероятности очень высок.
Нахмурившись, Джун ненадолго задумалась. Потом, видимо придя к какому-то выводу, фыркнула:
– Ну, нет! Ни за что в это не поверю. От него так и прет… сексом, животным магнетизмом!
Я уставилась на нее как на сумасшедшую: мы точно одного и того же мужчину обсуждаем?
Дэниел Райерс скорее всего обладал неким силовым полем, которое отталкивало всех. Оно было таким ощутимым, что даже желания приближаться не возникало.
– Тебе лучше оставить подобные измышления о нашем хореографе и сосредоточиться на постановке. Помнишь, что он сказал?
Я серьезно восприняла слова Дэниела и не собиралась ничему и никому встать между мной и ролью. Нельзя допустить, чтобы я каким-то образом потеряла ее.
– Интересно, вне театра он такой же… суровый и твердый? – будто и не слыша меня, томно вздохнула Джун. Я узнала этот тон – в ее голове уже родилась идея, которая могла стоить ей проблем. А заодно и мне.
– Прекрати это. Плохая идея, Джун, о чем бы ты сейчас не думала.
Я поднялась и, подхватив пустой кувшин из-под «Маргариты», вошла в квартиру.
Она только рассмеялась мне вслед.
ДЭНИЕЛ
– Ты ошибаешься.
Сиенна повторила это раз в пятый за последние двадцать минут. Но в глубине души она знала не хуже меня, что я как раз прав.
– Отцу плевать, буду я на его юбилее, или нет. Хотя мое отсутствие его, скорее всего только обрадует, – сухим тоном произнес я в трубку.
Сестра издала длинный, утомленный вздох. Она много лет была буфером между мной и отцом, пытаясь нас примирить и сблизить. Всякий раз безуспешно. Пора было смириться с этим. Я давно принял, что мы с отцом чужие люди. Это больше даже не задевало.
– Ты его давно не видел, он изменился.
Я хмыкнул. Она и сама не верила в то, что говорила – я слышал это в ее голосе.
Это невозможно. Люди как мой отец не меняются. Я это знаю, потому что и сам такой. Ирония, но при всей нашей непримиримости мы одинаковые. Поэтому наша молчаливая вражда никогда не закончится – никто не захочет уступить и признать, что был не прав.
– Не пытайся обманом заманить меня, из этого ничего не выйдет. – Я с удвоенной силой принялся сжимать и разжимать антистрессовый мячик. – К тому же я не могу сейчас приехать, у меня каждый день репетиции.
Конечно же, я мог выделить пару дней для визита домой. Но я не хотел.
Сиенна поворчала о том, что я игнорирую шестидесятилетие отца, но ей пришлось принять мое