на свою благоверную, – так делали, если она уже опозорила супруга на всю округу и он ничего не терял.
«Нет, – подумала Маргарита, – не может человек со столь светлым лицом прелюбодея́ть». И ей закралась в голову мысль, что Семи Литно просто захотел избавиться от постаревшей жены: такие истории тетка Клементина порой рассказывала домочадцам.
– Желаешь ли покаяться без приобщения? – безучастно спросил Арвару Литно глашатай.
– Нет, но у меня будётся слово. И пущите руки – я не сбёгу.
Толпа засвистела и потребовала всего этого: зеваки хотели узнать подробности пикантной истории.
– Освободи ей одну руку, – приказал глашатай Эцылю. – Говори покороче, – обратился он к осужденной. – С тобой и так возни на триаду часа, а еще висельники ждут.
Арвара Литно обвела толпу затуманенными глазами. Затем подняла руку и погрозила пальцем.
– Лодэтский Дьявол! – громко сказала она, указала пальцем на доски эшафота и вдохновенно зачитала: – Огонь Великий, до Небес возносящийся, тьму и холод от нас отгоняющий, жизнь дарующий и ее пожирающий, пощади человеческий род, слабый род, успокой свою мощь, усмири ты и нашу плоть. Лишь Огня устрашатся земные правители, Пекла адова, души в тлен обратить грозящего, да Дьявола, Ада властителя, убоятся все смертные грешники. Под личиной иной он живет среди нас, сеет слух нечестивый, неправедный, разум слабых смущает лукавством, разум сильных пугает коварством. Лодэтский Дьявол!
Приговоренная произнесла строки из молебна на празднество Перерождения Огня – и удивительно, но она, неграмотная сильванка, изрекла их на меридианском языке, какого никак не могла знать. Горожане, в подавляющем большинстве тоже безграмотные, поняли лишь слова «Ад», «Дьявол» и «Лодэтский», после чего возмущенно вскричали:
– Лодэтская лярва тщится нас прокля́ть!
– Задай ей жару, Эцыль! Секи ведьму до дыму, Фолькер!
– Погладь-ка плетью по ейному роту, поганому!
– Надобно подпалить ее маненько, раз Ад с Дьявулум так ей любы!
Кисти рук Арвары Литно начали привязывать к веревке. Когда ее усадили на колени и развернули спиной, Маргарита увидела золотисто-каштановые волосы изумительной красоты, упавшие до дощатого настила эшафота. Маргарита поняла, что сильванка виновна, – девушка не осознавала толком, что значит прелюбодействовать, только догадывалась, но эти волосы хотелось целовать и гладить.
«Раз за Любодеяние в Аде надлежит шестой ров страданий, соседний со рвом нечист для гордецов, то и нам негодно жалеть блудников всяковых, как говорит тетка Клементина. И нам, женщинам, больше́е свезло, чем мужчинам – те после смерти будутся мучиться, как и женщины: черти выжгут им каленым железом губы за преступные поцелуи и срамные места. Душа женщины раньше́е покинет ров Ада, а вот распутный мужчина напроживает на этом свете дольше́е и, если не отсечется от блуду, то и во рве наказаний прибудет дольше́е – будет упло́чивать за грехи да жалеть… И всё же