ты берёшь дорогой коньяк? – спросил Июдин, – Возьми коньяк «три звёздочки», он недавно на международной выставке получил золотую медаль. И стоит четыре-двенадцать, а не семь сорок. Можно вместо одной бутылки «Армении» купить две трёхзвездочных бутылки. Всё равно из одной бочки наливали.
– Нет, Анатолий Павлович, – решил Ковалёв. – Вдруг встречу там ребят, с которыми учился в институте. Пусть для них будет маленький праздник. А сигары – это, конечно же, баловство, я их в жизни не пробовал. Одну сам выкурю, другую подарю кому-нибудь.
К назначенному времени Июдин и Ковалёв стояли у газетного киоска в самом старом и, вероятно, самом первом здании аэропорта, на фасаде которого чеканными буквами говорилось о том, как успешно самолеты бороздят воздушное пространство страны и какие города приблизились к Москве благодаря авиации.
Пассажиры, поджидавшие свои рейсы, с интересом разглядывали непонятную для них группу людей, к которой со стороны лётного поля подошел человек в форме пилота и начал, заглядывая в ученическую тетрадь, делать перекличку, тут же бегло проверяя командировочные удостоверения.
Одна из женщин, то ли сгорая от любопытства, то ли опасаясь пропустить регистрацию на свой рейс, спросила:
– Куда ваш самолет летит?
– Куда билет дали, – ответил ей за всех Июдин.
– А куда билет дали? – не унималась женщина.
– В карман! – нашёлся Июдин, гордый своей причастностью к тайне, и, обращаясь к Ковалёву, посоветовал:
– Ты, Володя, садись в автобус последним, а на стоянке выйдешь первым и первым садись в самолет на лавку по правому борту, у самой пилотской кабины.
Автобус, покружив по летному полю, подъехал к стоянке авиаотряда, приписанного к «фирме» Сергея Павловича Королева. Самолеты отряда стояли компактной группой на площадке между взлетной полосой и рулежной дорожкой.
Как и советовал Анатолий Павлович, Ковалёв первым вышел из автобуса, первым забрался в самолет и занял место у самой пилотской кабины по правому борту. Это был транспортный Ли-2, поэтому пассажирам пришлось разместиться на алюминиевых сиденьях, откинутых с бортов.
Попутчиками оказались несколько офицеров в форме артиллеристов и одна женщина, по поведению которой было видно, что она летит к мужу.
Все успели крепко замерзнуть. В замкнутом пространстве фюзеляжа, казалось, было еще холодней, чем на улице, от которой пассажиров отделяла только обшивка из дюраля толщиной в доли миллиметра, приклепанная к открытым, безо всякой отделки, шпангоутам и стрингерам. Пока самолет выруливал на взлетную полосу, от дыхания людей обшивка покрылась коркой льда.
Как только самолет лег на курс и под черный силуэт правого крыла поплыли огни Москвы, командир, занятый до этого взлетом, видимо, поинтересовался у борттехника:
– А ты включил обогрев пассажирской кабины?
– А как же, – ответил тот, – давно, как только «движки» прогрелись.
И, привычно нащупав в темноте кабины нужный рычажок,