с царем-батюшкой, о котором очень тепло отзывался.
– Степаныч, колись, много красных положил? – задавали ему провокационный вопрос.
– Да откуда же мне знать? – отвечал Степаныч. – Стрелять, – стрелял, есть грех на душе. А вот сколько раз попал, кто ж его знает. А что в немца попадал, так это точно. – Степаныч умолкал, его начинали донимать воспоминания. – Только скажу я вам, ребята, страшней гражданской ничего не бывает.
Выполнив над тайгой несколько полётов, они поняли, что дальнейший поиск бесперспективен, поэтому они решили на следующий день вернуться в Братск.
Утром следующего дня они с удивлением обнаружили, что двигатель вертолёта не запускается. Вместо гула электромотора, предназначенного раскрутить маховик стартёра, слышались лишь щелчки тумблеров. За ночь напряжение в аккумуляторах упало до критической величины. А тут ещё протрезвевший Степаныч, мучаясь, что позволил себе сболтнуть лишнего, подходил ко всем по очереди и просил:
– Умоляю вас, не сообщайте обо мне в ГПУ, очень прошу вас! Очень прошу!
– Слушай, Степаныч! Да сейчас ГПУ нет, сейчас везде КГБ! Но всё равно не бойся, среди нас стукачей нет.
Тем временем летчики извлекли откуда-то пусковую рукоятку.
– Братцы, кто хочет поработать «кривым стартёром»?
Рукоятка была очень длинной, сам борттехник с трудом попал ею в храповик.
Крутить её можно было только вдвоём. Они готовы были без сил упасть на траву, но тут следовала команда лётчика. Они прекращали крутить, пилот включал муфту, мотор выдавал несколько синих колец из выхлопных патрубков, но никак не желал запускаться.
Они, обессилев, в течение нескольких часов вновь и вновь пытались запустить мотор, и когда мотор, наконец, заработал, они поняли, какое это счастье – вернуться из первобытного состояния в цивилизацию. Потому что преодолеть полторы сотни километров пути до Братска по горам, через тайгу, через речки, впадающие в Ангару, они бы просто не смогли.
На этот раз лётчики в такую жару быстро дождались прогрева головок цилиндров до нужной температуры, установили мотору обороты, требуемые для взлёта, и Харитонов видел со своего места, как рукоятка шаг-газа, находящаяся слева от кресла второго пилота, будто самопроизвольно двинулась вверх. Харитонов понял, что взлет выполняет командир вертолета, и это он, поднимая вертолёт, тянет вверх свою рукоятку шаг-газа.
Вертолёт, набрав десяток метров высоты, повисел несколько секунд, словно проверяя, надёжно ли его держит в воздухе несущий винт, потом снизился и над самой землёй, едва не касаясь её передними колесами, поплыл над аэродромом в сторону пустыни, плавно набирая высоту.
Под ними плыли нескончаемые пески с редкими вкраплениями белесых солончаков и отдельными кустиками саксаула. Казалось, русскому человеку, привыкшему к тенистым и прохладным лесам, густым и сочным травам, тихим, берущим за душу, рекам, невозможно прикипеть к этим, противоестественным для него, местам.
И