лейтенант Смирнов. – Ей забота нужна, а ты настроен на взбучку. Натерпелась она от тебя страданий и не выдержала. Ты бы благодарил бога, что она осталась жить.
– Все во власти всевышнего, – поднимал муж ладони кверху.
Затем он пропал, а на неделе произошло нападение на патруль. В ходе перестрелки ликвидировали двух бандитов. На опознании сбежавшего мужа вычислил снайпер, угодив пулей точно в висок.
– Он мне сразу не понравился, – признался боец Петеркин, дергая взад-вперед крупнокалиберной винтовкой. – Глаз наметан. Видел его на крышах. Он наших из-под тишка в сумерках мочил, а днем прикидывался иждивенцем. Хорошо, что баба его пережила. Найдет себе мужика достойней.
Снайпера вели себя пафосно не долго. С первыми боевыми потерями появилась неуверенность и мальчишеская робость, и они наверняка верили в суеверия и исполняли странные ритуалы, считая во сне овец, коих в ближайших аулах становилось все меньше.
Случались окаянные дни, когда привозили много раненых: из жилых окраин, с зеленки, с подбитых бетеэров, с колотыми разрезами в очной схватке. Регулярно приходилось бороться с огнестрелкой, вытаскивать пули и зашивать пробоины, предотвращая перитонит и кровопотерю.
Смертность оставалась низкой, но несовместимые с жизнью ранения косили ребят на повал. Последний месяц привозили много бойцов из Грозного, совсем зеленых срочников, не вкусивших дыма и мяса. Их дробили как оловянных солдатиков. Раненые благодарили небо, что для них война закончилась навсегда. Некоторым ампутировали конечности, но это их волновало мало, как и сгоревшие до костей пальцы.
В памяти сохранился разговор с веселым рядовым Петькой. До дембеля ему оставалось три месяца, он собирался вернуться в Смоленск и втихаря готовил альбом, умещавшийся в кителе.
– Счастье. Есть на земле счастье. Потерять один палец – не беда.
– Отоспишься на мамкиных харчах, – завидовал контуженый сержант.
– Этот палец будет напоминать о войне. Особая метка, моя жертва родине.
– А за кого ты воевал?
– Прежде всего, за себя. Хотел выжить, и баста.
– Вот и мы за себя воюем. Но так воевать тошно, нестерпимо. За идею воевать надо, а какая тут идея? Загасить духа и спастись. Это не идея, а полнейшая провокация.
– Кончай городить брехню не по уставу, – гнусил раненый в бедро майор. – Сейчас рапорт на обоих напишу и привлеку к дисциплине. Да шучу, парни, справедливо базарите. Хлебнули горя! За матерей сражались, чтобы дождались сыновей.
…Погода преподносила сюрпризы. В течение трех недель стояла невыносимая духота и жара, обнажив угрозу холеры. Не боясь подцепить заразу, солдаты пили воду из подземных ключей, напрасно полагая, что она из артезианских впадин, но некоторых счастливчиков скрутило диареей. Я не рисковал и пил кипяток в процедурке.
В одну убийственно долгую смену доставили