государственная тайна, Феликс.
Рев сирены и мигание лампочек.
– Забавно, – покачал головой Романцев. – Идиот, ноль, к тому же полное ничтожество возглавляет самую крупную операцию в истории спецслужб. Нет, это нужно держать в строгой тайне. Кроме таблеток, у нас есть что-нибудь съедобное?
Ураев ответил новой порцией ругательств. На этот раз он особо не выбирал выражений.
– Я так и знал, – печально произнес Романцев. – Жаль, что я не воспользовался гостеприимством Стоуна и не перехватил у него что-нибудь на скорую руку. С того времени, как ты отправил меня на тот свет, не поверишь, во рту не было маковой росинки. Ничего, говорят, голодание полезно для здоровья. К тому же у нас есть вода и кофейный аппарат.
Он дружелюбно посмотрел на Ураева и тихо произнес:
– Ключ на стол.
Ураев швырнул ключ, и Романцев поймал его на лету.
– Спасибо. Теперь можешь заняться работой.
Он показал пистолетом в сторону второй консоли.
– Веди себя тихо. Главное – не забывай, что я первый номер, и ты обязан беспрекословно выполнять все мои распоряжения. Иди и работай. Ты по-прежнему отвечаешь за нашу безопасность.
– Иди ты к черту! – Ураев сплюнул на пол и направился к своим мониторам. На полпути он остановился и презрительно посмотрел в сторону Романцева: – У тебя будут большие неприятности, Романцев.
– Наконец и до тебя это дошло. Оказывается, не один я тугодум в этой компании. Только неприятности не у меня, а у нас. Вот так. Подумай об этом, Феликс. Думать иногда полезно, так же, как голодать.
Романцев грустно улыбнулся, положил пистолет на край стола и приготовился ловить человека, которому Стоун присвоил кличку Авторитет.
4
Романцев сделал свое открытие в начале девяностых, когда мир вокруг него разлетался на куски. Это было удивительное открытие, но он понимал – гордиться здесь нечем. Романцев открыл формулу современного общества. Формула гласила:
Чтобы снять с себя подозрения в излишней категоричности суждений, он иногда уточнял: каждому среднестатистическому человеку. Это разумно, всегда существуют исключения из правил. Единственным слабым звеном в этой формуле являлось слово «нравится», но заменить его было нечем. Все остальные слова и термины только уводили от сермяжной правды. Спустя годы Романцев еще упростил открытый им закон и назвал вещи своими именами:
Но при одном условии, – добавлял Романцев, – если сам он об этом не догадывается.
Нет, непонятно. Налицо вопиющее противоречие. Как человеку может нравиться что-то, о существовании чего он даже не догадывается? Но это еще полбеды. Здесь попахивает фатализмом и человеконенавистничеством. Обнародуй Романцев свою формулу, он тотчас же получил бы соответствующую отповедь. И ярлык. Например – биологический фашист. Или генетический расист. Благо