их два! Франц, немедленно иди ко мне!
Франц возражает.
Пришедший в себя доктор Ласкер, смеется:
– Оставь его, Фрида. Когда у него вспухнет столько, сколько душа его желает, обещаю тебе, он останется живым.
– Куда вы исчезли?!
Вся компания стоит на веранде. Первый – Эсперанто, последний – Фердинанд с мандолиной, подвешенной к шее. Дружески окружают доктора и говорят все разом.
– Папа, я еще не получила от тебя сердечные поздравления! С помощью Фердинанда, моей обворожительной улыбки и доброго имени отца я сумела сдать экзамен на аттестат зрелости.
– И что ты будешь делать теперь, Инга?
– Я хочу быть преподавателем спорта, а отец хочет, чтобы я пошла на два года – учиться в университет и получила хорошее образование – приданное приличной девушки.
– А где Гейнц?
– Шут его знает. Завтра, Папа, уезжаем на отдых в горы. Франц едет в экскурсию с классом.
Эх, кто деда моего заберет
На мотоцикле – задом наперед.
– Фердинанд, перестань наигрывать эти твои дурацкие песенки!
– Эдит, а ты не собираешься на отдых?
– Через месяц поеду навестить отца в Швейцарских Альпах, Гейнц и я остаемся охранять очаг.
– А мы завтра едем к деду, ура! – кричит Бумба, – Эдит, Саул поедет с нами. Дед наш – чудо. Даже костный мозг мы унаследовали от него.
– Что ты несешь, Бумба?
– Своими ушами слышал, как дед сказал отцу: «Нет у тебя своего костного мозга. То, что у детей, они унаследовали от меня».
Все смеются.
Саул стоит среди пальм в полнейшем удивлении: ведь сразу понял, что дом этот заколдован. Такое великолепие вокруг! И дядя Филипп в самом его центре – словно повелитель всех этих людей. Очевидно, значимость его гораздо больше, чем ее представлял Саул раньше.
– Твой мальчик, Филипп, выглядит как Каспар-помощник, надеюсь, он будет хорошо следить за нами.
– Иоанна, что-то ты сегодня совсем тихая, – Филипп притягивает к себе девочку, маленькую и чернявую.
Иоанна худа, бледна, сера лицом, только глаза черные, пронзительные, подобно глазам матери.
– Ах, эта девочка, – бывало вздыхал господин Леви, когда должен был на нее поглядеть, хотя обычно старался этого не делать – мать тоже была брюнеткой, но – аристократкой, красавицей, а эта такая маленькая еврейка…
Иоанна – маленькая несдержанная дикарка, некрасива и внешне расхристана. Всегда у нее спущен чулок, прорехи на платье, оторваны пуговицы. Никогда не причесывается, и кажется чужой в компании братьев и сестер, светловолосых, красивых, аккуратных в одежде.
– Езус, – вздыхает Фрида, купая в ванне худое тельце девочки, – Езус, в семье не без урода.
Но Иоанна не так уж проста, дважды перепрыгнула через класс в школе.
– Иоанна, как тебе нравится наш маленький гость? – спрашивает Филипп.
– Этот? Очень странный. Рта не раскрывает. Только глазами зыркает все время.
– Иоанна, – кричит