со стороны одного из своих братьев. На прощание.
Гром зарычал. Это его рычание адресовалось не мне, а Мыслителю. Гром, видимо, почувствовал, что его предали. Мыслителю ведь следовало уговаривать меня остаться в своре. Или даже, подобно Грому, угрожать меня убить. А он вместо этого проявил ко мне братскую любовь, которой к Грому никогда не проявлял. Никто из нас не любил Грома. Мы восторгались его быстротой и ловкостью – да, восторгались. Мы его боялись – да, боялись. Мы, конечно же, выполняли его распоряжения, ведь не выполнять их было бы безумием. Но любили ли мы его? Никогда, ни капельки.
Гром отомстит Мыслителю за этот бунт. Не сразу. Когда-нибудь потом. Если он и не был любим своими братьями и сестрой, то он, по крайней мере, мог и дальше их запугивать. Это не принесет ему счастья, но даст ощущение собственной силы и власти. Это хотя и хуже, чем любовь, но лучше, чем бессилие.
Я не решилась что-либо ответить Мыслителю, пусть даже мне хотелось это сделать. Я ничего не сказала и пошла вслед за Максом в заросли кустов. Вскоре мы уже оказались за пределами зоны, где нас могли видеть, а затем – и зоны, где нас могли чуять. Когда мы, наконец, оказались и за пределами зоны, где нас могли слышать, я тихонько сказала: «Желаю тебе удачи, малыш Мыслитель».
9
Макс, возможно, не понял, что же сейчас происходило с моими братьями и сестрой. У него самого братья и сестры были только тогда, когда он был еще совсем маленьким щенком, и он, видимо, их вообще не помнил. Чуть-чуть раньше я бы позавидовала ему в том, что никто из братьев и сестер никогда не ранил, не презирал и не калечил его. Однако после прощальной фразы Мыслителя все изменилось. «Удачи тебе, малышка Рана!» – эти слова я буду носить в сердце до самой своей смерти. Это я знала точно.
Теперь мне было жаль Макса, потому что ему в его жизни никогда не пережить того, что только что произошло со мной: он никогда не почувствует, что его любит его брат. И что он любит брата.
Мы пробежали в кустарнике расстояние в несколько собачьих туловищ. Сладкий запах становился все сильнее, пока мы в конце концов не оказались перед растением с красными цветами, каждое из которых состояло из пяти лепестков. Съедобным оно не было – это я почувствовала сразу, потому что в его удивительном запахе был оттенок сладкой горечи.
Я сконцентрировалась на запахе красных цветов и глубоко его вдохнула. Вдохнула несколько раз. Это был самый чудесный из всех запахов, которые я когда-либо чувствовала. На мусорной свалке такие растения не росли. Там можно было встретить только сорняки, крапиву, чертополох и – кое-где – одуванчики. Каждый вдох, казалось, пробуждал к жизни что-то такое в моем носу, что до сего момента пребывало в спячке. Уже только ради одного этого ощущения стоило покинуть мусорную свалку. С какими еще удивительными явлениями мне предстоит столкнуться?
Макс лишь чуть-чуть понюхал один из цветов. Его этот запах, похоже, впечатлил не так сильно, как меня.
Когда мы дошли до последних кустов, моя шерсть уже почти высохла, а вот длинные волосы