у него на шее вздулись еще больше, отблески огня играли в глазах, зажигая там красные искорки. Кэйси стоял, глядя на костер, и взгляд у него был настороженный, словно он прислушивался к чему-то, а руки, всегда такие беспокойные, деятельные, сейчас медленно тянулись к карманам. Летучие мыши кружили в свете затухающего костра, и далеко в полях слышалось хлипкое курлыканье ночной птицы.
Том неторопливо полез в карман, вынул оттуда кисет и стал свертывать самокрутку, не отводя глаз от углей. Он никак не откликнулся на слова проповедника, словно считая, что это личное дело Кэйси и вмешиваться в него не следует. Он сказал:
– По ночам лежишь у себя на койке и думаешь: вот вернусь домой – как это все будет? Дед и бабка, может, умрут к тому времени, может, еще ребятишки народятся. Может, нрав у отца будет не такой крутой. И мать отдых себе даст, работа по дому перейдет к Розе. Я знал, что перемены должны быть… Ну что ж, давайте устраиваться на ночевку, а завтра чуть свет пойдем к дяде Джону. По крайней мере, я пойду. А ты, Кэйси, как решишь?
Проповедник все еще стоял, глядя на угли. Он медленно проговорил:
– Пойду с тобой. А когда твои тронутся в путь, поеду с ними. Кто на дороге, с теми я и буду.
– Милости просим, – сказал Джоуд. – Мать всегда тебя почитала. Говорила: такому проповеднику можно довериться. Роза тогда была еще совсем маленькая. – Он повернулся к Мьюли: – А ты как? Пойдешь с нами? – Мьюли смотрел на дорогу, по которой они пришли. – Пойдешь, Мьюли? – повторил Джоуд.
– А? Нет. Мне идти некуда. Видишь, вон там свет прыгает вверх и вниз? Это, наверно, управляющий здешним участком едет. Значит, заметил наш костер.
Том посмотрел в ту сторону. Светлое пятно ползло вверх по дороге.
– А кому мы мешаем? – сказал он. – Посидели здесь, только и всего. Мы ничего плохого не сделали.
Мьюли хмыкнул:
– Как бы не так! Раз пришел сюда, значит, уже плохо. Нарушаешь чужие владения. Здесь оставаться никому нельзя. Меня уж два месяца ловят. Вот что: если это машина, пойдем в хлопок и там заляжем. Далеко можно не забираться. Пусть ищут! Пусть каждую грядку обшаривают. А ты лежи и не поднимай головы.
– Что это с тобой, Мьюли? – удивился Джоуд. – Ты раньше не любил в прятки играть. Злой был.
Мьюли не сводил глаз с приближающегося светового пятна.
– Да, – сказал он. – Был злой, как волк. А теперь злой, как ласка. Если ты охотишься за дичью, значит, ты охотник, – а охотники сильные. Такого не одолеешь.
А когда охотятся за тобой самим – это дело другое. Ты уж не тот, не прежний. И силы в тебе нет. Злость, может быть, есть, а силы нет. За мной давно охотятся. Я теперь дичью стал. Подвернется случай, может, и подстрелю кого-нибудь из темноты, а чтобы кол выдернуть да замахнуться – этого больше не бывает. И нечего нам с тобой обманывать самих себя. Вот так-то.
– Что ж, иди прячься, – сказал Джоуд. – А мы с Кэйси перекинемся парой словечек с этой сволочью.
Полоска света была уже близко, она взметнулась в небо, исчезла