Сергей Довлатов

Наши


Скачать книгу

окончательно испортился. Он не расставался с увесистой палкой. Родственники перестали звать его в гости – он всех унижал. Он грубил даже тем, кто был старше его, – явление на Востоке редчайшее.

      От его взгляда из рук женщин падали тарелки.

      Последние годы дед уже не вставал. Сидел в глубоком кресле у окна. Если кто-то проходил мимо, дед выкрикивал:

      – Прочь, ворюга!

      Сжимая при этом бронзовый набалдашник трости.

      Вокруг деда наметилась опасная зона радиусом полтора метра. Такова была длина его палки…

      Я часто стараюсь понять, отчего мой дед был таким угрюмым? Что сделало его мизантропом?..

      Человек он был зажиточный. Обладал представительной внешностью и крепким здоровьем. Имел четверых детей и любящую верную жену.

      Возможно, его не устраивало мироздание как таковое? Полностью или в деталях? Например, смена времен года? Нерушимая очередность жизни и смерти? Земное притяжение? Контрадикция моря и суши? Не знаю…

      Умер мой дед при страшных обстоятельствах. Второй его поединок с Богом закончился трагически.

      Десять лет он просидел в глубоком кресле. В последние годы уже не хватался за трость. Только хмурился…

      (О, если бы взгляд мог служить техническим орудием!..)

      Дед стал особенностью пейзажа. Значительной и эффектной деталью местной архитектуры. Иногда на его плечи садились грачи…

      В конце нашей улицы за рынком был глубокий овраг. На дне его пенился ручей, огибая серые мрачные валуны. Там же белели кости загубленных лошадей. Валялись обломки телег.

      Детям не разрешалось приближаться к оврагу. Жены говорили пьяным мужьям, вернувшимся на заре:

      – Слава Богу! Я думала, ты угодил в овраг…

      Однажды летним утром мой дед неожиданно встал. Встал и твердой походкой ушел из дому.

      Когда дед переходил улицу, замужние толстухи Этери, Нана и Галатея Чикваидзе выглядывали из окон.

      Высокий и прямой, он направился к рынку. Если с ним здоровались, не реагировал.

      Дома его исчезновение заметили не сразу. Как не сразу заметили бы исчезновение тополя, камня, ручья…

      Дед стал на краю обрыва. Отбросил трость. Поднял руки. Затем шагнул вперед.

      Его не стало.

      Через несколько минут прибежала бабка. За ней – соседи. Они громко кричали и плакали. Лишь к вечеру их рыдания стихли.

      И тогда сквозь неумолкающий шум ручья, огибавшего мрачные валуны, донеслось презрительное и грозное:

      – К-А-А-КЭМ! АБАНАМАТ!..

      Глава третья

      Дядя Роман Степанович любил повторять:

      – В здоровом теле – соответствующий дух!..

      В юности он был тифлисским кинто. Перевести это слово довольно трудно. Кинто – не хулиган, не пьяница, не тунеядец. Хотя он выпивает, безобразничает и не работает… Может быть – повеса? Затрудняюсь…

      У моего дяди был огромный кинжал. Он с юности любил вино напареули и полных блондинок…

      Чуть ли не главное достоинство истинного кинто – остроумие. Юмор моего дяди отличался некоторым своеобразием. Так, например, мой