селениях рождаются многочисленные рассказы о перевоплощениях души. «Вы приходите, чтобы проверить данные одного случая, – говорит доктор Рават, – а для вас уже заготовлены четыре!»
Но подобного не бывает в городах или деревнях, где реинкарнация не входит в систему верований. Воспоминания о прошлой жизни очень редко посещают американских детей. Причем в переселение душ верят, по опросу Гэллапа, проведенному в 2001 году, только четверть от общей численности населения. Этот факт – возможно, более чем любой другой – заставляет усомниться в реинкарнации. Рассказы о повторном рождении выглядят весомее в тех культурах, религиозные основы которых не поддерживают подобного рода представления. Напротив, аналогичные повествования кажутся более легковесными там, где принято верить в переселение душ и, что очень важно для нас, предполагать, будто подобные вещи вполне могут происходить. Если ребенок, родившийся и воспитывающийся в западном обществе, начнет толковать о каком-то никому в его ближайшем окружении не известном человеке, то родители подумают, что имя незнакомца – плод воображения. Но если дело происходит у индийцев, друзов или тлингитов, то родители с большей вероятностью склонны верить, что речь идет о ком-то из прошлой жизни их ребенка. Так что же нам дают подобные истории – решение проблемы или искусственные построения? «Это наиболее распространенное критическое замечание, направленное против исследователей реинкарнации», – утверждает профессор психиатрии из Виргинского университета Джим Такер (Jim Tucker), занимающийся изучением так называемой прошлой жизни. С этим соглашается и Стивенсон: «У меня нет исчерпывающего объяснения на этот счет, – признавал он в одном из интервью. – И данное обстоятельство меня беспокоит». Стивенсон и Рават полагают, что различную оценку детских рассказов следует связать с реакцией, типичной для родителей. В обществе, где принято верить в возможность реинкарнации, ребенка поощряют делиться со взрослыми своими воспоминаниями. Но в других культурах подобные воспоминания просто игнорируются или считаются чем-то, выходящим за пределы нормы и потому нежелательным, – и детей это не вдохновляет на откровенность.
Что касается второго случая, который мы должны были исследовать в Чанднере, то доктора Равата он весьма воодушевляет, поскольку индийский мальчик вспоминает свою прошлую жизнь в качестве мусульманина. (По описанным выше причинам еще более вдохновляющим был бы случай, если бы мальчик-мусульманин вспоминал о своем существовании в качестве индуса.) На месте мы обнаружили толпу, в которой было много детей. Казалось, мы служили поводом для выманивания всех из дома – хотя было ощущение, что ребятишкам там делать нечего. На пути в эту деревню мы проезжали мимо мальчика, запускавшего в небо воздушного змея. Ветра не было, и паренек просто раскручивал змея на бечевке. Наш приезд оказался для деревни самым заметным событием со времени появления электричества.
Доктор Рават рассказал мне о другом случае «превращения»