Агнес) и пользуется расположением Данеллена, но он – ничтожество высшей пробы. Кличка “Кошелек” точно передает суть: он – простофиля, который возит пакеты (с деньгами, разумеется, но об этом ему знать не положено) от одних людей к другим, между которыми заведомо нет ничего общего. Идеальный “кошелек” не связан ни с теми, ни с этими, одевается неброско, держится скромно, а главное – умеет проворачивать закулисные операции без малейшего намека на их незаконный характер. Эдди Керриган – именно такой человек. Он прекрасно держится всюду: на скачках, в танцклубе, в театре, на собраниях Общества Святого Имени. У него располагающая внешность, самый обычный выговор и огромный опыт общения с представителями разных слоев страны. Он умеет в последний момент притворно спохватиться и вручить собеседнику заветный пакет, бормоча:
– Надо же, чуть не забыл, это вам от нашего общего друга. Словом, спасибо.
За труды Данеллен платит ему ровно столько, чтобы Керриган не умер с голоду: когда дела идут хорошо – двадцать долларов в неделю; если Агнес тоже получает немножко за сдельную работу, им только-только хватает продержаться и не закладывать последнее, что они еще не отнесли к ростовщику: карманные часы Эдди – с ними он ни за что не расстанется до гробовой доски, – радиоприемник и часы, свадебный подарок от Брианн. Крюк портового грузчика теперь стал казаться очень заманчивым вариантом.
– На карантин что-нибудь ждешь? – спросил Эдди. Он намекал на суда, что станут на причал у трех пирсов, которыми ведает Данеллен.
– Может, на денек-другой, из Гаваны.
– Причалят к одному из твоих пирсов?
– Наших, – поправил Данеллен. – Наших, Эдди. Тебе что, ссуда нужна?
– У него не возьму.
Эдди имел в виду Ната, ростовщика, в ту минуту увлеченно игравшего в дартс; Нат ссужал деньги под двадцать пять процентов в неделю.
– Эх, ты, Эдди, – с укоризной сказал Данеллен. – Я тебе за эту неделю заплачу.
Эдди намеревался уйти после первой же порции спиртного. Но дерзкая выходка Лонергана спутала карты, и он решил, что благоразумнее будет пересидеть наглеца. Значит, придется пить наравне с Данелленом, а тот ведь втрое толще Эдди, и вдобавок у него вместо одной ноги деревяшка. Эдди не сводил глаз с двери в надежде, что с минуты на минуту явится Мэгги, жена Данеллена, та еще ведьма; она наверняка с ходу разорется и выкурит мужа из бара, будто Данеллен – рядовой грузчик, пропивающий получку, а не здешний профсоюзный босс, который того и гляди станет членом городского управления. Но Мэгги не появилась, и спустя время Эдди, к собственному удивлению, обнаружил, что вместе с Данелленом и еще кое с кем он во все горло распевает “Черную бархатную ленту”, причем все певцы дружно утирают слезы. В конце концов Лонерган распрощался и ушел.
– Не нравится он тебе, – после его ухода проронил Данеллен. Он сказал бы ровно то же самое, если бы первым ушел Эдди.
– Да нет, парень как парень.
– Считаешь, он малый честный?
– Вроде как не мухлюет.
– Ты