покаянии и подлинном изменении поведения, иначе говоря, о духовной эволюции, которая сделает нас снова достойными Его любви. Ведь без этого Его прощение останется бесплодным. Но больше ничего! Когда после тройного отречения Петра, Христос вводит его в союз апостолов, Он не назначает ему никакого наказания. Он лишь повторяет три раза: «Петр, любишь ли ты Меня?» И Евангелие лишь говорит нам, что в третий раз Петр омрачился, потому что знал, с каким тройным отрицанием связан этот тройной вопрос. И тогда Христос просто говорит ему: «Паси овец моих» (Ин 21: 15‒17). И ничего больше.
Отец де Мантьер тоже почувствовал опасность. Он привел свои возражения на августиновский вариант такого богословия: «Идет ли тут речь, как мы нередко слышим, о теории узколобого феодального юридизма? Не окажется ли это жалким культурным антропоморфизмом, плоским отражением средневековых представлений о рыцарской чести? Можно ли назвать это ”конторским богословием”?»64
Увы, да!
И для контраста дадим пример того, как нас прощает Бог, согласно опыту мистиков. Вот Христос обращается к Габриэлле Босси: «Расскажи о боли твоих ошибок – не столько из-за того, что они загрязнили тебя, сколько из-за того, что они ранили Меня. Потому что у тебя была эта грустная храбрость ранить Богочеловека, отдавшего за тебя Свою Жизнь. И ты ведь это знала. Но переступила через это – и все под Его взглядом, с болью следившим за тобой, ты делала все, что хотела, и чего Он не хотел. Познай же печаль об этом – бесслезную печаль – в твоей обновленной воле, которая приведет тебя к смиренной любви, к чувству самоуничтожения.
Итак, Я ринусь к тебе, как орел, жаждущий добычи, и унесу тебя в уединенные аллеи запертого сада. Тебе захочется рассказать Мне о своем прошлом. Я прикрою твои уста рукою Своею. Ты услышишь слова нежности Милосердия, и они растопят тебе сердце»65.
Вот теперь совсем другое дело! Как далеко мы ушли от Бога наших философов! И как же хочется, чтобы нас возлюбил такой Бог, а не какой-нибудь другой!
Как больно видеть, когда из Божией любви делаю карикатуру, да еще до такой степени! Но пусть они молчат, раз не могут предложить нам никаких других объяснений. Пусть закроют рты и преклонят колени перед превосходящей их тайной, это лучше, чем придумывать подобные теории. В таком богословии есть что-то кощунственное. Оно оскорбляет Бога гораздо ощутимее, чем все наши грехи. И так чувствую не только я. Клод Плеттнер, журналист и писатель, изучавший богословие, тоже считает такое представление о Боге «позицией лавочника или бухгалтера-кладовщика. Его бог должен заплатить во что бы то ни стало, и главное тут не продешевить, на кону грех и добродетель. За все платим или получаем вознаграждение»66. И никакого тебе бесплатного прощения! Часто те, кто называет себя атеистами, являются таковыми, потому что у них более высокое представление о Боге, чем у наших богословов. Если бы Христос мог предугадать в Гефсимании, что из Его Любви потом сделают