окончания спектакля “Сид”. Я видела его играющим в волейбол в замковом парке, где по вечерам мы давали спектакли. Он играл словами, играл тем, что было важным для других. И эта вечная игра делала – кстати и некстати – смешными тех, кто отказывался принимать в ней участие».
В Японии Филипа называли «самураем весны». С самого начала было предчувствие, что его весна не продлится долго и самурай рано или поздно должен будет сделать себе харакири. А иначе какой он самурай?
Неизвестно, что по этому поводу думал сам Филип. Полагаю, что, будучи красивым и не слишком выносливым физически с самого рождения, он привык, что все вокруг него кружат, все поголовно в него влюбляются. И женщины, и мужчины. И заискивают, и одаривают разными дорогостоящими ненужностями, и придумывают разные восторженные эпитеты, соревнуясь друг с другом за его мимолетную улыбку, за благосклонный взгляд, за формальную похвалу.
О, это кружение вокруг чужого звездного сияния! Как притягивает оно однодневных мотыльков и разную другую живность, бесстрашно устремляющихся на свет, на огонь, на пламя. И опасно, и тревожно и прекрасно. Ресницы трепещут, морщинки улыбаются, глаза горят… И все. Готово. Смертельный номер исполнен. Повторить на бис не удастся. Потому что сгореть в этом сиянии можно только один раз.
Николь Фуркад совсем не проходила по разряду мотыльков. Она была женщиной с характером, с крутым, умным лбом, с твердым, уверенным рукопожатием. К тому же она была замужем. У нее рос сын. Интеллектуалка из поколения поклонниц Симоны де Бовуар и Жана-Поля Сартра. Особая порода женщин послевоенного времени. Война пронеслась совсем рядом. И если не ранила навылет, как многих других, то жила в подсознании, заставляя острее и яростнее проживать свою единственную жизнь.
Все они хотели жить на полную катушку, не оглядываясь назад, не думая о той тьме, которая поглотила жизни их близких и друзей. Кто предатель? Кто герой? Кто сотрудничал с нацистами? А кто отсиживался за закрытыми ставнями, позволяя злу торжествовать на улицах Парижа? Это вопросы, на которые до сих пор нет однозначных ответов. А тогда, в конце сороковых, их боялись даже себе задавать.
Лучше об этом было вообще не думать, а наслаждаться весенним цветением каштанов на Сен-Жермен, силуэтами new look от Диора, простодушной радостью жить, любить, влюбляться. Вот из этого весеннего парижского воздуха, наэлектризованного ожиданием счастья, и возникли миф Жерара Филипа и легенда о его великой любви с Анн. Именно так он ее называл. После развода она не только поменяет фамилию, но и имя. Отныне она будет Анн-Николь Филип. Но об этом чуть позже.
… Итак, он – звезда. Таких до него не было и не будет. Нет, конечно, рядом располагался Жан Габен, суровый, непреклонный и непотопляемый, как скалы Этреты. Был Жан Маре, успешно переквалифицировавшийся из эстетского принца, созданного любовью и пиаром Жана Кокто, в масс-маркетового Фантомаса.
Был Ив Монтан, поющий про осенние листья и о том, что все хорошо (C’est si bon), под испытующим